Новый ренессанс - [66]

Вообще говоря, Эллюль дает отвод привычному комплексу обличений Церкви, возникших по сути дела в лоне самой Церкви в эпоху Реформации и получивших окончательную форму в эпоху Просвещения и романтизма. Они имели мишенью Церковь своей эпохи, уже захваченную буржуазией и превращенную в защитницу эксплуатации и экспансии. Ошибкой и пропагандой было распространение на всю историю Церкви того, что наблюдалось в ней в XVIII и XIX веках. Преувеличивалась роль инквизиции – регионального и в общем, за исключением дела катаров, малоопасного института. Фальсифицируется дело Галилея, которого изображают мучеником науки. Несправедливо сводят Крестовые походы к жажде денежных и земельных приобретений. Неверно, что миссионеры были проводниками западного империализма; ложна теория, по которой капитализм вырос на протестантской почве. Со своей стороны Церковь неправильно реагировала на критику, горделиво замыкаясь, когда требовались терпеливые разъяснения. Многолетняя замкнутость подвела ее к катастрофе 1945–1970-х годов, когда жесткое противостояние светской культуре сменилось ни с того ни с сего излишним сближением с ней. Железный занавес рухнул. Подхваченные потоком, христиане внезапно обнаружили в себе наклонность к научной рациональности, к коммунизму, к революции, к гиперкритичности в отношении собственных Церквей. Былая гордыня самоправедности сменилась излишком самообвинения. Главный недостаток Церкви Эллюль видит не в перечисленных пороках, мнимых или действительных, а в оскудении дара света, свободы, любви. Если бы Христос пребывал в Церкви как в апостольские времена, история пошла бы другим путем. Сегодня Дух Божий уже не присутствует в Церквах. Притязания официального христианства на духовную исключительность неоправданны, оно теперь лишь одно из социальных учреждений.

И тем не менее эта распавшаяся, разделенная, лживая, предательская Церковь еще живет, и живет она вовсе не в качестве института или организации, а наперекор этому. Она существует как тело Христово и как истинная Церковь. Эллюль поясняет, что его надежда идет не от ощущения, что дело обстоит пока не так уж плохо, такого ощущения у него нет, а от знания, что Дух непредсказуем и неотвратим, яко тать во нощи. Дух нарушитель по своей природе, он работает в обход психологическим, социальным и прочим закономерностям. История падения Церкви, начавшегося почти 2 тысячи лет назад и до сих пор никак не кончающегося, это история победы духа над последним врагом, смертью. Свидетельство обещанного Христом Воскресения Эллюль видит в феноменальном выживании Церкви, непрестанно гибнущей, многократно расколотой, преданной собственными служителями, превращенной в «христианскую религию», в институт. Она не может умереть. Мы видим, что она умирает. А потом она появляется в другом месте или иначе. Погибнув на Ближнем Востоке, она возрождается в Галлии, Ирландии, Испании; погибнув на севере Африки, появляется в Британии, Германии. Возможно, современная западноевропейская Церковь обречена, но она оживет в Индонезии, в Африке, подобно тому как в настоящее время (начало 1980-х) возвращение христианской истины происходит в России. Слово Божие еще живо и еще проходит высоким напряжением через старое, до отчаяния косное церковное тело. Смерть словно остановилась у крайней черты, потому что хотя продано и предано казалось бы всё, последнее слово остается за Воскресением.

История Церкви это ряд непредвиденных провалов и взлетов. Почти немедленно после Франциска Ассизского начинается раздор внутри основанного им ордена.

Чуть ли не при жизни Лютера реформированное христианство превращается в очередную религию, не лучше прежней ограниченную и приспособленческую. А с другой стороны, внутри падшего протестантизма в XX веке появляется такая фигура как Карл Барт. Христианская община жива и при наличии одного истинного верующего, будь то даже полуграмотная старушка, неслышно молящаяся за всех. Многократно в ходе истории мы видим восстановление, без изъяна, истины Откровения, которую воспринимают, подхватывают, воплощают, хранят уже и не герои, а какие-нибудь смиренные верующие, не оставляющие своего имени потомству. Истинная Церковь феномен, не поддающийся социологическому учету.

С Церковью всегда происходит нечто подобное захвату, описанному в «Легенде о Великом Инквизиторе» Достоевского. Однако словом Божиим никогда не удается полностью овладеть и распорядиться. Как только человек мнимо присваивает себе это живое слово, оно в буквальном смысле перестает существовать, в него становится невозможно верить, оказывается невозможно его понять, передать кому бы то ни было. Всякий раз как человек надеется сделать из него философскую или политическую догму, построить на нем общество, обосновать или оправдать им свои действия, сделать его объектом позитивного познания, оно исчезает. Поэтому всякий социальный институт, основанный якобы на Евангелии, всякая так называемая христианская мораль есть неизбежно нарушение Нового завета, вложенного Богом в своего Сына Иисуса Христа, завета небесного царства. «Христианские» политические организации, общественные учреждения, этика, даже церковная обрядность, созданные якобы во имя Божие, на деле суть подрыв Слова. Однако оно имеет свойство звучать со свежей силой и в свою очередь взрывает все окаменения, мстя подрывом за подрыв: истина Христа, всякий раз оживая, сметает паутину религиозной системы.