Новый посол - [59]

— Андрей?

— Да... — Он не убавил скорости — впереди на обочине профилировки обозначался домик дорожного сторожа, шлагбаум. — Ну, говори...

Но Владик молчал, глядя на лиловое небо. Низко над дорогой пронеслись горлицы, пронеслись вразброс, плохо понимая друг друга.

— Я хочу просить тебя.... — Владик вобрал шею — ему было холодно. — Отвези меня сегодня к тете Нюсе...

— Что так, брат?.. — притормозил Андрей машину.

— Капа будет меня стесняться, — сказал он и опустил глаза. — Да и завод от тети Нюси рукой подать...

Андрей прибавил скорость — машина пошла дальше.

— У нее все это недавно... незаметно, — произнес Андрей и улыбнулся, но Владик не ответил на улыбку. — И потом... Капа ждет тебя...

— Ждет? — встрепенулся Владик и осекся: что это он вдруг так воспрял духом? Ему стало жаль брата. Брат счастлив, а он...

— Я не хотел, — сказал Владик. — Верно, не хотел.

Брат посветлел, заулыбался:

— Ты помнишь, как мы звали Капу еще на Набережной? Чижик! Она и в самом деле чижик! Такая же ручная и ласковая! — Он засмеялся. — У нее соседка есть... Тоже наследника, вернее, наследницу — дочку хочет. Вчера прибегает Капа: «Зоя уже дочку... чувствует. Говорит: будто рыбешка плеснулась». Правда, хорошо: рыбешка!..

3

Степь кончилась, возник забор вокруг взлетного поля, рябой конус над метеостанцией, гофрированные крыши ангаров, аллея молодых тополей, потом аллея акаций и каштанов, деревянное здание почты, жилые дома.

— Вон Капа! — воскликнул Андрей. — Да ты не туда смотришь! На углу, на углу, подле тополя... в красной юбке «растопырочке»...

— Так ведь она... — вымолвил Владик и умолк.

— Чересчур тоненькая?.. — засмеялся Андрей, и вновь Владик заметил: он готов говорить даже об этом, только бы это была она.

— Я хотел сказать: не изменилась... — заметил Владик, смущаясь.

— Вот я и говорю: тоненькая... — продолжал смеяться Андрей и, высунувшись из окна, закричал: — Капа!.. Капа!..

Она побежала навстречу, и ее красная юбка раскачивалась как колокол, и светло-русые волосы взвились и протянулись, как золотые дымы Млечного Пути... А потом она остановилась, охватив руками грудь и закрыв глаза, медленно пошла вперед — нет, ей было не больно, она просто вспомнила, что ей нельзя так, и испугалась. Она шла им навстречу, закрыв глаза, улыбаясь, чуть-чуть грустная и счастливая. Да, Владик был почти уверен, что в эту минуту она была счастлива.

Андрей уже вышел из машины.

— Иди медленнее, я прошу, не так быстро...

А она махнула на него рукой:

— Ну тебя...

Владик покинул машину и простодушно, по-мужски протянул ей руку:

— Здравствуй, Капа...

— Здравствуй, Владь... (Он вспомнил: только она его называла так — Владь.)

Она ответила на рукопожатие, а потом вдруг сжала его плечо, сжала и не отняла руки.

— Эх, ты... манюня! — произнесла она. В их школьном лексиконе было это слово, полусерьезное-полушутливое, — «манюня» — звучит «рохля», «недотепа». — Манюня, какой же ты стал красивый...

— Очкарики красивыми не бывают... — попытался отшутиться Владик.

— Что ты? Наоборот... они почти всегда красивые, но надо присмотреться...

Ну конечно, она продолжает потешаться над ним. И кто он для нее, в конце концов? Она — женщина, жена летчика, завтра — мать, а он, Владик? Мальчик, еще не сделавший и первого шага в жизни... Даже не токарь... токаришка!

Капа засмеялась, а Владик вдруг взял и снял очки.

Андрей взглянул на жену и улыбнулся — в этой улыбке была и снисходительность к юной красоте брата, и радушие, и гордость за него.

— Вы идите, — сказал Андрей, а я поставлю машину...

Они пошли, Капа и Владислав, а Андрей остался у машины.

— У нас был Шура Нестеров. Ехал в Сибирь и был у меня...

— Да что ты? — засмеялся Владик. — Он все такой же соня? Ест и спит? Знаешь этот анекдот, как он заснул за столом во время затмения солнца?.. Взял и уснул... Вначале все испугались — так это внезапно получилось, а потом выглянули в окно: затмение!..

— Нет, он хороший... Шурик! — улыбнулась Капа и обернулась.

Андрей стоял у машины и смотрел им вслед, смотрел внимательно и как-то невесело. И впервые в этот вечер Владик заметил в глазах Андрея робость. Наверно, это заметила и Капа и поймала себя на мысли, что ее рука продолжает лежать на плече Владика.

Сейчас он видел: она совсем не изменилась, и лицо не потускнело, только губы стали какими-то иными... они странно раздались и побледнели, — впрочем, так показалось Владику вначале, а сейчас он видит: Капа не изменилась, такая же, как прежде, тоненькая...

— А Вероника Красильникова вышла замуж, заметила она, обернувшись. — Тебя это не трогает?

— Меня?.. — переспросил Владик и подумал: с какой стати она вдруг заговорила о Веронике?

— Вы ведь были друзьями, скажи, что нет? — спросила она так, точно от ответа на этот вопрос зависела и ее судьба.

Ему хотелось закричать: «Для меня не было никого на свете, кроме тебя! Но ты ничего не поняла... Вот ты и сейчас ничего не понимаешь!..» Ему хотелось закричать так, чтобы услышали и лиловое солнце, и ромашковый луг, забрызганный чернилами, и, быть может, брат, стоящий у своей машины и с робкой нежностью наблюдающий за тем, как они идут рядом и она держит руку у Владика на плече... Он хотел закричать, но смолчал.