Новый Нечистый из Самого Пекла - [66]

– Сам буду доить, пока Рийя подрастет.

– Ладно, сам станешь доить, но не лучше ли сделать по-моему?

– Как?

– Вот что, Юрка, мы видали с тобой светлые и черные дни, я тебя выручал, ты на меня работал, так что можешь не сомневаться: если я даю тебе совет, то идет он от чистого сердца и от нашей дружбы. Я так прикинул: на краю поля у меня стоит хорошенький домик со скотным двором, – махнул бы ты рукой на клочок землицы, корову с овцой пустишь в мое стадо, а что касается тебя самого, то будешь себе возиться да копошиться сколько старые твои пружины позволят. Вдосталь раскорчевал ты леса да кустарника, осушил болот и возделал целины; пускай теперь молодые поработают! Такого верного друга, как ты, мне хотелось бы иметь поближе к себе. Как тебе нравится мой план?

– Я хочу обрести блаженство в Самом Пекле.

– Но тогда Малль будет требовать свое жалованье.

– Пусть требует.

– Разве это не будет наперекор нашей старой дружбе, если ты отдашь Малль ее жалованье, а моей аренды не уплатишь? Для того чтобы мне по крайности от Малль не отставать, я вынужден буду тоже потребовать свою арендную плату, не так ли? И что же тогда получится? Где ты возьмешь денег? У тебя продадут последнюю скотину?

– Кто продаст?

– Самому придется продать, а не то другие продадут.

– Кто другие?

– Суд.

– А суду какое дело?

– Такое, что если Малль подаст на тебя в суд, а за нею и я должен буду подать…

Собеседники помолчали. Юрка сидел как в рот воды набравши, из чего Антс заключил, что он готов на уступки, а поэтому и продолжал:

– По правде говоря, та аренда, которую ты платишь сейчас за Пекло, – гроши, карманные деньги. Ты только подумай, только подумай, сколько тут возделано новых пашен и покосов! Если я мирился с такой арендной платой, так лишь во имя нашей дружбы. Однако вечно это продолжаться не может, не то получится точь-в-точь как в поговорке: другом слывешь, а шкуру дерешь. За такую усадьбу мне всякий чужой человек вдвое больше аренды заплатит.

– Кто ж именно?

– Хотя бы твой сосед. Ей-богу! Он не раз говорил, как бы заполучить участок, пристал как банный лист, – но только я до сей поры не соглашался, потому что у нас с тобой, так сказать, дружба, да и…

– Я останусь в Самом Пекле.

– Ну, как знаешь, я не настаиваю. Только как будет с Малль и ее жалованьем да с моей арендной платой?…

– Обойдется!

– Ну что ж, авось как-нибудь и обойдется.

Глава двадцатая

И с Малль, насчет ее жалованья и с Антсом, насчет аренды, обошлось, – но не так, как предполагал Юрка. Вернее, Юрке нечего было и предполагать, потому что, несмотря на Антсовы разъяснения, он не мог себе представить, что происходит в действительности. Антс говорил про суд, но Юрка был в суде давным-давно и помнил лишь, что ничего особенного там не случилось. Правда, было какое-то решение, но как его выполняли, Юрка до сих пор не видал. Если и исполняли вообще, то таким образом, что Юрке не было ни жарко ни холодно. Захотели снова идти жаловаться в суд – жалуйтесь, что ему с того? Время само разберет, – зачем торопиться.

Так Юрка и жил в Самом Пекле день за днем, не зная по-настоящему, как и для чего. Когда он отлучался, дом оставался на попечении одной восьмилетней Рийи; ее единственным товарищем была черная кошка. Когда же девочка уходила на пастбище присмотреть за коровами, усадьба пустовала, и лишь петух с двумя курами прогуливался по двору.

Но вот в Самом Пекле стало твориться нечто непонятное. Как-то, вернувшись домой, Юрка обнаружил на огороде свежевыполотую траву.

– Кто это сделал? – спросил Юрка у Рийи.

– Я сама, отец. Я прополола капусту, – ответила девочка.

Юрке хотелось что-либо сказать, но слова не шли с языка. Впрочем, он был доволен, что ребенок становился его помощником. В следующий раз Юрка нашел дома вымытую кадушку из-под молока, которую он как будто не мыл, а может быть, и вымыл, да позабыл. Нет, этого он, хоть убей, не помнил! Затем однажды ему бросилось в глаза, что у Рийи причесаны волосы. Снова спросил он у ребенка:

– Кто это сделал?

– Я сама, – ответила девочка. – Нашла старый гребень и…

Юрка не нашелся, что ответить. Он лишь раза два провел своей большой ладонью по волосам ребенка.

– Из тебя выйдет хозяйка Самого Пекла, – сказал он, наконец.

В один прекрасный день Юрка заметил, что на девочке надета чистая рубашка. Он остолбенел, глядя на дочь широко раскрытыми глазами, и лишь погодя спросил:

– Кто тебе выстирал рубашку?

– Я сама, – прозвучал обычный ответ. – Сперва намылила и побила вальком, а потом просушила на солнышке и надела.

Через несколько дней Юрка увидел, что была выстирана и его рубаха. На этот раз он некоторое время сидел молча, а когда Рийя подошла к нему, сказал:

– Ты уже умеешь лгать, дуреха?

– Да, отец, – прозвучал ответ.

– Кто тебя научил?

– Соседская тетя.

– Какая тетя?

– А та, у которой ребенок малый.

Теперь Юрка понял: речь шла о той самой соседке, что должна была шить для Малль красивую узорчатую рубашку в обмен на кусок сала и моток ниток на погремушке.

– Что ей тут надо?

– Ничего. Пришла поглядеть – сыта ли я.

– Гм.

– Я вынула из кармана краюшку и показала ей. Она спросила, есть ли у меня молоко, чтобы запить.