Новый мир, 2013 № 03 - [63]

Но к дяде Феде это не имеет никакого отношения, потому что дядя Федя — брат Татьян Степанны, а дядя Ваня — муж тети Зои, дочери Ольги Степанны, и хоть отчества у Татьян Степанны и Ольги Степанны одинаковые, были они отнюдь не сестрами, а сватьями. А теперь я все-таки продолжу про дядю Федю, поскольку мне перед ним уже как-то неудобно.

Перед тем как дядю Федю посадили, а потом выпустили, жил он уже с женой и сыном Юрой. И еще жил у него Егор Иваныч, потому что станкостроительный техникум, в котором он успел отучиться один год, из-за начавшейся войны расформировали, а возвращаться в Шуклино из-за отсутствия перспектив ему не хотелось, да и надоело вечерами при лучине читать, поскольку электричества тогда ни там, ни в соседних деревнях не было. И когда дядя Федя предложил ему поработать токарем на химкомбинате, Егор Иваныч тут же согласился. На фронт Егор Иваныча не взяли по причине малолетства, а когда могли бы уже взять, то все равно не взяли, так как война подходила к концу и пока бы его выучивали разным военным премудростям, она бы уже к тому времени кончилась, как, впрочем, и произошло на самом деле. Могло бы, конечно, случиться так, что Егор Иваныча на фронт все-таки взяли бы, если бы в документах у него другая дата рождения стояла. А будь у него в документах третья дата рождения, то его могли бы не взять работать на химкомбинат. С датой рождения у Егор Иваныча все было непросто. Дело в том, что Татьян Степанна знала, какой из ее детей после какого или перед каким родился, но вот кто когда родился, она не знала, и, скорее всего, в документах это не отражалось. Рожали староверы, как правило, дома, а не в больнице, и кто там кого куда записал и, главное, когда, было не всегда понятно. Короче, знал Егор Иваныч, что он средний, и все. До поры до времени это никому не мешало. Но вот понадобились Егор Иванычу документы для поступления в техникум — хвать, а документов никаких нет и никто не знает, где они и были ли вообще. Долго ломала приемная комиссия над этим голову, а потом решили провести медицинское освидетельствование Егор Иваныча — ну, мол, медики, они умные, вот пусть и покажут, на что их ум способен! Обследовали медики Егор Иваныча так, обследовали сяк, а потом один из медиков, работавший по совместительству в другом месте ветеринаром, предложил определить возраст по зубам (он таким образом всегда возраст лошадей определял), другие же медики с этим предложением согласились, поскольку никакого контрпредложения выдвинуть не смогли. Таким образом был определен год рождения Егор Иваныча. “А дату, — сказали ему медики, — выбирай сам, какую хочешь, потому что нам это все равно, мы только за год ответственность несем”. У Егор Иваныча в детстве друг был, погибший при невыясненных обстоятельствах. Друг этот еще до своей гибели точно знал, когда родился, и своевременно сказал об этом Егор Иванычу, поэтому Егор Иваныч выбрал датой своего рождения день и месяц рождения погибшего друга. Вот ведь как бывает — выбери он другую дату, глядишь, и на фронт попал бы, и до Берлина дошел бы, а может и нет... не все ведь доходили... Старший брат его, будущий дядя Андрей, до Берлина, к примеру, не дошел, поскольку закончил войну в Венгрии и в Австрии, отзываясь позже об этих странах исключительно с восторгом: “Да... Вот это страны! — восклицал он. — Посмотришь, бывало, на небо — жарковато что-то, надо бы дождичка — глядь, а тут и дождичек, как по заказу. Или наоборот, нужно, чтобы солнышко вышло, так оно уже и выходит. Чудо, а не страны!”. Дядя Андрей ко всему подходил чисто с крестьянской точки зрения, потому что другого опыта у него к тому времени не было. А теперь я все-таки опять продолжу про дядю Федю, поскольку мне перед ним опять уже как-то неудобно.

На фронт дядю Федю забрали не сразу: сначала его какое-то время с такими же, как он, обучали строевой подготовке. Обучение проходило во дворе школы номер два, и Юра, его сын, ходил смотреть, как его отец марширует, поворачивается налево и направо, ложится, приседает, бежит по кругу рысцой и т. п. Юра приходил к школе не один, а с соседскими ребятами, которые тоже любили смотреть на строевую подготовку, потому что и их отцы в ней участвовали, да и потом, где еще такое увидишь — разве что в кино, а в кино они могли ходить исключительно на детские сеансы, на которых про строевую подготовку не показывали.

Пока дядя Федя маршировал, жена его, Маша, ходила беременная вторым сыном Сережей. Однажды она проходила невдалеке от железнодорожного моста, как вдруг налетели немецкие самолеты и стали мост бомбить. Маша испугалась до такой степени, что Сережа родился с нарушением функций мозжечка, что выражалось в его не совсем связанной, слегка заторможенной речи.

Вообще, война впрямую города не коснулась, но отдельные налеты вражеской авиации были, да еще окопы противотанковые на всякий случай рыли, да еще как-то в лесу Егор Иваныч нашел настоящий немецкий парашют из белого шелка. Найдя его, он испугался и убежал, о чем впоследствии очень сожалел, считая, что если бы не испугался и не убежал, а принес парашют домой, то можно было бы из него столько одежды всем нашить, да еще из чистого шелка, — семья жила небогато. Оно, конечно, похоже что так, да только, видимо, нахождение в доме вражеского парашюта, пусть даже из чистого шелка, могло иметь в то время очень серьезные последствия, так что сожалел об этом Егор Иваныч, видать, совсем напрасно.