Новый мир, 2013 № 03 - [34]

— Сомов, давай первым! — решил Жувакин. — Поэнергичней! На середке не газуй, ровно езжай!

Первая БМП легко проскочила... за ней вторая. Танки, сначала чуть разогнавшись, а на мосту перейдя на спокойный ход, тоже не причинили ему никакого ущерба.

Осталось пробраться вниз по реке — к Хазарату.

Время бежало быстро. Солнце достигло зенита, начало скатываться вниз. Граммаков то и дело гремел в наушники, спрашивая, где они и скоро ли доберутся.

А что Жувакин мог сказать в ответ? Он и так не верил себе, то и дело поплевывал, боялся сглазить: хоть и с натугой, хоть и страшно кренясь, выскребаясь, скользя железом по вымытым спинам валунов, обрушиваясь с них всем весом и ломая острия соседних камней, машины все же ползли дальше и дальше.

Мозг зампотеха раскололся: одна его половина стремилась выполнить приказ как можно скорее, другая — страдала, слыша скрежет гусениц, мечтая сбавить скорость и с ужасом понимая, что если этого не сделать, начнут лететь траки.

Двигатели ревели, камни крошились, колонна метр за метром приближалась туда, где так требовалась ее мощь.

Сердце Жувакина превратилось в кровоточащий комок боли и жалости. Помня, чего стоило привести в порядок полученные батальоном сильно хоженные машины, он всякий раз, как одна из них валилась с метровой высоты, вздрагивал и на мгновение зажмуривался: знал, что сейчас увидит порванные в клочья гусеницы и сорванные с осей катки.

Каким-то чудом катки оказывались на месте, гусеницы — целыми. Тогда он переводил дух.

Но все равно сердце сжималось и кровоточило.

Жувакин озирался, окидывая взглядом окрестности — все те же берега полноводной реки Шафдары, в очередной раз понимая, что колонна бронетехники, забравшаяся в непроезжие места, лишенная возможности маневра и отступления, представляет собой лакомый кусок и легко может стать сначала объектом успешного нападения, а потом и добычей мятежников.

Более того, ему пришло в голову, что обманный утренний маневр (четыре километра вниз по берегу, а потом той же дорогой обратно, чтобы, вопреки ожиданиям врага, занять позиции на террасках) и впрямь мог сбить с толку противника. Если так, противник расценил движение колонны как верный признак, что шурави хотят перебросить бронетехнику на противоположный берег, к ущелью Хазарат, воспользовавшись для этого Кривым мостом и предприняв затем десятикилометровый марш по совершенному бездорожью.

А шурави, выходит, совершили утром обманный маневр, чтобы сбить противника с толку, а теперь прут тем самым маршрутом, на который столь прозрачно пытались ему намекнуть!

Конечно, маневр маневром, обман обманом, но такого рода план мог показаться душманам слишком безумным, чтобы в него поверить. И возможно, они ничего не предприняли, чтобы воспрепятствовать его осуществлению.

В сущности, оставалось надеяться только на это: что они верно оценили заведомое безумие плана и раскусили обман.

А если нет, если все-таки поверили и предприняли, что тогда?

Что сделал бы сам Жувакин на их месте? — верно, поставил бы три-четыре противотанковые мины на одном из тех отрезков пути, которые колонна никак не сможет миновать. И когда она неминуемо встанет, пожег бы все железки НУРСами. Экипажи сами выскочат под пулеметы... Вон на той горке можно засесть... милое дело!.. или там... или вот здесь... уж чего в горах полно, так это отличных мест для засады. Просто замечательных мест!

Башенные пулеметы крутились на турелях, самонадеянно надеясь выцелить врага прежде того мига, когда он сам себя обнаружит, Жувакина знобило от осознания бесполезности их усилий, и все же они упрямо шли дальше и дальше.

Но когда до афганского поста осталось не больше километра, дело встало вмертвую.

За крутым изгибом берега и длинной галечной косой (колонна пронеслась по ней как по асфальту) обнаружился овраг: глубокая промоина с крутыми краями, где наполовину занесенная дресвой, где поблескивающая вылизанными водой желваками материкового камня.

— Вот зараза, — сказал Жувакин, стоя на краю. — Что скажешь, Сомов?

— Надо выше брать — вон, где осыпуха, — прикрывая ладонью глаза, определился Сомов.

— Снесет тебя оттуда, — возразил Жувакин.

— Не снесет, — сказал Сомов.

Стоя в люке, Жувакин не замечал, что каждой своей мышцей помогает ревущей машине Сомова выбраться наверх, — но все-таки ее потащило боком, едва не перевернуло, и на тупых клыках гранита она «разулась», потеряв обе гусеницы.

Тросами выволокли наверх, двумя экипажами взялись за починку.

— Выше надо брать! — посоветовал Сомов Милосердову. — Еще выше!

— Нет, — твердо возразил Милосердов, командир другой БМП. — Опрокинется.

— Не опрокинется! — горячился Сомов. — Выше надо!

— Опрокинется.

— Давай, Милосердов, — решил Жувакин. — Попробуй.

Милосердов упрямо сжал и без того тонкие свои губы.

Секунда тянулась так долго, что Жувакин, глядя в лицо Милосердова, принявшее очень сухое и враждебное выражение, успел отдать новый приказ. Этот приказ был совершенно не нужен, потому что мгновенно превращал Милосердова во врага. И был необходим, потому что сам Милосердов не имел куражу поехать первым, чтобы показать дорогу.