Новый мир, 2012 № 05 - [24]

В лодке было полно воды, сумки плавали, с лица и рук текло, с кулака капала кровь… Ефимов, хмурый, слегка растерянный и недовольный собой, сосредоточенно греб и пытался понять, как оно так вышло. Перед следующим поворотом только причалил, достал котелок из кухни и стал откачивать воду.

Потом сходил, посмотрел порог впереди. Ничего опасного не было. Два камня подряд, за которыми образовывались затишья. Отличное место для рыбалки. Ефимов поскреб затылок, глянул на сплошное серое небо… Времени на рыбалку совсем не было… Он собрал спиннинг, привязал блесну, еще парочку положил в карман на всякий случай. И аккуратно, никого не пугая, зашел в воду по колени. Посмотрел, как сбиваются струи за камнем. Забросил. Блесна полметра не долетела куда надо, и он стал быстро выматывать назад.

Рыба в горной реке есть не везде, здесь она могла быть за камнем, и надо было точно провести блесну. Вторым забросом он попал хорошо, провел, потом еще несколько раз, но поклевок не было. Спустился ниже. За вторым камнем был отличный длинный язык. Иван бросил наискосок под скалку на другом берегу и стал крутить катушку. Издали было видно, как блесна поблескивает, вращаясь.

Он сделал последний, самый дальний заброс и почти уже вытянул приманку, как вдруг спиннинг согнулся. Сердце застучало от волненья. Он стал осторожно подматывать и выходить из воды. Мелькнул желтый бок, это мог быть и ленок, и крупный хариус. Рыба рвалась на струю, легкий спиннинг отчаянно гнулся, Ивану и хотелось тянуть, и боялся, что рыба сорвется. Осторожно вывел ее в тихую воду. Некрупный ленок покорно шел за леской, но когда Ефимов вытянул его из воды, заплясал отчаянно у сапог, разбрасывая снег.

Он был великолепен, Ефимов счастлив. Гладкая коричневая спина в черных пятнышках переходила в желтое брюшко, красноватые плавники с белой каемочкой по краю недовольно расщеперены во все стороны.

Вскоре пришло два притока подряд, воды стало больше, река шире, мельче и спокойнее. Начали попадаться косы, поросшие елкой, мысы с густыми кедрами, под которыми можно было ставить палатку. Было около нуля, небо серое. Иван подгребал, направляя лодку, посматривал на часы. Дело двигалось не быстро.

Медведица с медвежонком ковырялись в снегу у левого берега. Ефимов выплыл из-за поворота и увидел их в тридцати метрах, лодку прижимало течением к острым скалам, надо было отрабатывать, получалось, что прямо на косолапых. Он слегка растерялся, стукнул веслом по баллону и крикнул: “Оп-оп-оп!” Речка была не шире десяти метров, лодку нанесло все-таки на скалы, он отталкивался от них веслом и следил за медведями.

Мамаша, крупная, почти круглая от сытости, поднялась на дыбы, свесив мощные подсогнутые в локтях лапы, и смотрела в его сторону. Ефимов пришелся бы ей по плечо, если бы встал рядом. Это были строгие три-четыре секунды. Лодка плыла, метры, разделявшие их, сокращались. Ефимов, покрываясь мурашками, захлопал в ладоши: “Оп-оп-оп-оп!!!” Медведица крутанулась и рванула тяжелыми прыжками вверх по склону, оставляя в снегу глубокие следы-ямы. Малый не сразу расчухал, потом увидел, что матери нет, глянул на речку, на лодку, которая была уже совсем близко. Тоже приподнялся на задние лапы и вытянул вперед острый нос. Ефимова гаркнул на него, не очень, правда, громко, опасаясь, что матери это не понравится. Косолапый нехотя, все еще не понимая, чего она испугалась, поскакал следом за мамкой. Это был крупный пестун, размерами никак не меньше Ефимова. Они довольно быстро взобрались в невысокий хребетик и исчезли в лесу.

Медведи непредсказуемы. Ефимов много их видел, медведи, ясное дело, видели его еще больше, и все было более-менее, но нашелся один рыжий двухлеток, который, увидев Ивана издали, было это на берегу океана, рванул к нему. Иван крикнул, замахал руками, клацнул затвором, но медведь летел на махах, не сбавляя скорости. Ефимов стрелял с двенадцати шагов. Уже не жилец, зверь отскочил в сторону и встал на дыбы, рассматривая своего убийцу. Так и осталось непонятным, чего он хотел.

Речка впереди исчезала за поворотом. Надо было посмотреть. Иван ткнулся в камни, вытянул на них лодку, покачал, не уйдет ли, и, взяв ружье, двинулся к берегу. Под ногами было с полметра глубины и скользко, он шел осторожно, а сам все щурился вперед, на склон дальнего поворота реки. Он густо зарос желтыми пушистыми лиственницами, и Ивану все казалось, что там солнце. Он улыбнулся, подумал, отчего это люди так любят солнце, и поскользнулся. Одной ногой, другой и со всего маху шарахнулся лицом вперед. Вынырнул быстро, скользя и спотыкаясь, выбрался на берег и стал опускать отвороты сапог. В рукавах и сапогах стало мокро, даже по спине текла холодная струйка. Ефимов потопал ногами, воды, однако, было немного, не булькало, и он не стал выжиматься.

Прошло часа полтора, и надо было табориться, а он все плыл и плыл, притерпелся к пасмурной погодке, к мокрым сапогам и млел от окружающего его снежного и тихого мира, темной осенней хвои, живой и юной речки и древних, местами вертикально разломившихся и осыпавшихся скальных стен. Обруливал камни и деревья, склоненные над быстрой водой. Холодно не было. Была неясность в душе и много плохо или совсем никак не сформулированных вопросов к самому себе и к жизни. И не было никакого желания их формулировать.