— Поедем на последнем “электроне”, — скомандовал Мишка. — А пока пошли бахнем.
Он как-то весь преобразился с обретением этой безумной идеи — нагрянуть на вечеринку без приглашения, разобраться, чем это его девушка там занимается. Его девушка? Планы отмщения — твердь под ногами, и он теперь шагал уверенно, четко зная, чего он хочет и что будет делать. Олег вот не очень понимал, тащился следом, безропотно скинулся на портвейн, горелую резину которого — не-на-ви-дел.
На робкую попытку бунта он решился, когда сели в самую глухую темень, куда спускались полуразрушенные привокзальные строения, предназначение которых едва ли кто-нибудь знал. На одном прочли табличку “Храм святого Николая Чудотворца”, хотя здание, построенное годах в сороковых, явно служило раньше для других каких-то целей.
— Может, не поедем никуда? А? — проникновенно заговорил Олег, выбрав момент. — Ну их всех! Завтра с Анжелкой нормально поговоришь, спокойно, без криков. А что сегодня? Я вообще боюсь, что не найду этот дом!
Михаил медленно к нему развернулся. Поставил стаканчик:
— Вот ты как, да? Ну молодец, молодец... Нет, я понимаю, тебе же неохота ссориться с этим твоим приятелем, да?
— Да с каким, на фиг, приятелем?!
— Ну давай, кинь друга, шагай домой, давай, давай! Я все равно поеду, а ты — как хочешь.
— Миш, перестань, а?
Попытка не удалась. Этого, с нехорошими глазами, уже не свернешь. И вот в спину давит жесткая скамья, сложенная из лаковых жердочек — невесть когда, и древняя электричка по-молодому несется в ночи.
Михаил упорно таращился в окно, где беспросветно и кинематографичны редкие встречные поезда. Он, кажется, остыл наконец и сам (хорошо бы!), свинцово задумывался: а зачем это все? Олег был вынужден смотреть вперед. На другом конце вагона подвыпившая гоп-компания, этакие лбы с окраин, докапывались до перепуганного парня лет восемнадцати, который — куда ехал в такое время один?.. зачем, на свою голову?.. Он молча сидел с остановившимся от ужаса взглядом. Эти же придирались все настойчивее и начинали слегка, пробно так, толкать в плечо. Видеть было невыносимо, редкие пассажиры отворачивались кто куда. С туго сидящей шапкой черных кудрявых волос, с распахнутыми глазами, парень здорово кого-то напоминал; Олег сообразил наконец. В детстве он, потрясенный, смотрел по телевизору долгие, многотысячные, полощущие флагами похороны трех защитников Белого дома, бабушка даже плакала: “Совсем же мальчишки еще”. Особенно один портрет бил в глаза совершенно иконной внешностью, и это делало все происходящее каким-то очень библейским. Потом, уже взрослым, Олег случайно узнал, как звали того погибшего, — Илья Кричевский. Потом, уже взрослым, Олег случайно подумал, что какой-то его детский краткий период осмысления жизни совпал с уникальными, краткими, честными временами, и в этом — наверное, везение.
— Пошли покурим, что ли, — мрачно бросил Мишка, сам поднимаясь.
В продуваемом насквозь тамбуре лунно взбалтывался дым.
— Слушай, может, как-то к этим парням подойдем, как-то вмешаемся? — заговорил наконец Олег. — Смотреть же невозможно. Они же его щас бить будут.
Михаил задумчиво, неспешно затянулся.
— Ты понимаешь, — начал он очень рассудительно, серьезно. — Их же больше. То есть будет драка, и тогда мы не сможем добраться до дачи, а если сможем, то будем не в той кондиции. Нам же и там надо будет драться. А ты сможешь драться со сломанным носом, с сотрясением, допустим, мозга, я не знаю?..
Олег не верил своим ушам. Он не понимал, шутит Мишка или нет. Тот посмотрел испытующе, без тени улыбки:
— А ты думал, зачем мы туда едем?
— Я не знаю... — пробормотал Олег.
— Ты готов?
Это какой-то непрекращающийся, кошмарный экзамен.
— Да.
Плутали по ночным садам, с печальной нотой какой-то птицы. Огоньки кое-где были, но неожиданно мало для долгих выходных, и вода из колонки хлестала в слив в полном безлюдье, обдавая по ногам осенним уже холодом. Искали долго, объедая свесившиеся за заборы яблоки. На горизонте пугала, стояла черная цистерна, вознесенная на множество безумных конструкций; Олег вспомнил, что есть такое направление в фантастике — где все на паровых двигателях; это вполне могло походить на звездолет какой-нибудь из тех книг.
— Там должны быть огни, голоса, музыка, — твердил, как заклинание, Михаил, похоже сам боявшийся подумать, что Анжела поехала сюда не на праздник.
Нашли кое-как: пьяным странно везет. Везет ли? Двухэтажный дом темен и пуст, калитка, приметная кованая калитка, которую Олег сразу узнал, заперта; Миша стоял в ступоре, Олега охватывало отчаяние:
— Это тот самый дом! Ты что, мне не веришь? Зуб даю... И говорил он “ко мне на дачу”, я точно слышал... Я не мог ошибиться!
— Может, и не мог. Может, они сейчас спят внутри. — По лицу Михаила блуждала страшная улыбка...
Перелезли через забор. Долбили в дверь. Портвейн тяжело долбил в ответ. Чертыхаясь, Миша уже орудовал чем-то тонким в скрипящей раме, пытаясь выставить стекло на веранде.
Как страшно влезать в чужой дом! Когда Миша пошел по комнатам, исчезая в черных проемах и щелкая зажигалкой, Олегу казалось, что сердце выпрыгнет из груди. Никого. Бух-бух. Даже воздух застоявшийся, со сладкой тягучестью старого дерева, клея какого-то, что ли... Бух-бух.
