Новый мир, 2010 № 07 - [8]
— Да отпугните вы их! — крикнула женщина.
— Чем?
— Ну, сделайте вид, что поднимаете с земли камень, что ли. Они знают, что такое человек с камнем.
Артемий Михайлович наклонился и, чувствуя себя ужасно неловко, сделал вид, что шарит вокруг себя по земле. Он действительно наткнулся на камень, сжал его в грязной руке и, нелепо отставив локоть, замахнулся. Собаки тут же замолчали и отбежали в сторону. Он еще раз для верности взмахнул рукой — собаки сели на мохнатые зады и сидели так неподвижно, провожая людей глазами. Волоча упирающегося Бусю, они боком протиснулись в дырку и вновь очутились в переулке, который после страшной свалки показался Артемию Михайловичу очень даже уютным.
— И что он в ней нашел! — Женщина пожала плечами. — Ни кожи ни рожи. Ну, разве что рыжая. Бусе нравятся рыжие.
— Скажите, — Артемий Михайлович постарался выровнять дыхание, — а как отсюда к метро пройти? Или к трамваю?
— Вы заблудились, да? Тут всегда люди путаются. — Она похлопала Бусю по холке, рассеянно успокаивая его. — Идемте, я покажу.
Страхи Артемия Михайловича ушли — так остро и быстро, что он удивленно вздохнул расправившейся грудью. Он стоял под прекрасным мокрым небом, блестело мокрым стволом прекрасное черное дерево, а рядом с ним белела в сумраке лицом и курткой незнакомая, молодая и, вероятно, красивая женщина.
Он вдруг ощутил себя немножко смешным и неловким, как бывало в юности, и, как когда-то, давным-давно, изо всех сил постарался держаться легко и небрежно.
— Вы — моя спасительница. — Он хотел, чтобы это прозвучало чересчур торжественно и оттого — несерьезно, но под конец голос его сорвался в неожиданный фальцет.
— Услуга за услугу. — Он по голосу понял, что она улыбнулась. — Вы спасли меня от разъяренных собак.
— Я часто это делаю, — он подхватил ее интонацию, — практически каждый вечер.
— Ну а я почти каждый вечер показываю дорогу, — ответила она серьезно. — Пойдемте.
Они пошли вдоль забора — она чуть впереди, смирившийся Буся неохотно тащился следом.
Надо говорить о чем-то, подумал он, неудобно как-то.
— Скажите, а как этот переулок называется?
Женщина пожала плечами:
— Понятия не имею. Сколько хожу тут, ни разу не задумывалась. Смешно, да?
— Тут пусто все. Темно. Спросить некого.
— Это из-за фабрики, — сказала женщина, — они еще в начале девяностых откупили несколько кварталов и всех отселили. Собирались этих производить… роботов-трансформеров. А потом заказ упустили. Так все и стоит.
— Игрушечных? — на всякий случай переспросил Артемий Михайлович.
— Почему игрушечных? Для охраны границ. Военный заказ. Но за военные заказы знаете какие драки идут? Директора застрелили прямо у подъезда, он в нашем доме жил. Вышел из машины своей, проехала другая машина, его застрелили, шофера не тронули, жену не тронули… Я как раз Бусю собиралась вывести, уже и куртку надела, а тут выстрелы…
Он для вида сокрушенно покачал головой, отметив машинально, что она говорит “надела куртку”, а не “одела куртку”, как почти все нынешние молодые девицы или этот мерзкий старикашка-сторож.
— Но нескольких трансформеров они успели собрать, — сказал он, включаясь в игру, — теперь по ночам они ходят и все крушат.
— А, — женщина кивнула, — вот и до вас слухи дошли. На самом деле ничего они не крушат вовсе. Просто бродят где попало. Боевая программа не активирована.
— И в переулках, — подхватил он, — слышны их тяжелые шаги.
— В переулки они редко заходят, — сказала женщина, — все больше на пустырях. В переулках тесно им. Вот как раз… Слышите?
Вдалеке раздался глухой грохот, словно рассыпались сложенные поленницей железные балки. Буся неожиданно с размаху сел на мокрую мостовую, поднял голову к небу и завыл.
— У них с ориентацией плохо. Полупрототипы, недоделок много. Ходят, натыкаются на все.
Артемий Михайлович обнаружил, что что-то врезалось ему в ладонь. Оказывается, он все еще держал в руке камень, которым угрожал собакам.
— Странный у вас район, — сказал он как можно более небрежно.
Она пожала плечами, которые в подбитой синтепоном куртке казались чересчур широкими, и дернула поводок на себя, одновременно свистнув Бусе, который перестал выть и застенчиво прижался к ее ноге.
— Ага. Тут вообще, знаете… много чего есть. Особенно если знать, куда смотреть. Вот, например, на улице Татищева — совсем непонятный дом, из него никогда никто не входит и не выходит, но свет в окнах горит. Всю ночь горит. А что там? Никто не знает.
— Там, наверное, тайные собрания. Масонская ложа. А к дому ведет подземный ход.
— Это точно не масонская ложа. Масонская ложа в параллельном переулке собирается, вон там. Я думаю, это адепты Ктулху. Он у них на двери нарисован. Дверь железная, на щеколде, замок вот такущий, ржавый, и он там, Ктулху, в человеческий рост почти что. Цветными мелками.
— Кто?
Увлекшись странным разговором, он не заметил, как они свернули еще в один переулок, нырнули меж домов и оказались на относительно освещенном отрезке улицы. Дома с эркерами-фонариками выглядели обжитыми и нестрашными, кое-где светились, несмотря на поздний час, окна.
— Ктулху. Древний. Он спит на дне океана и видит сны. Иногда люди видят его сны. И тогда они находят друг друга и… Он похож на осьминога. Когда-нибудь он восстанет из вод. Мы должны быть готовы.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.