Когда через два дня рано утром старик сажал ее на поезд, дочь вдруг сказала:
— Приезжал бы ты к нам в гости, а, отец? Дом у нас просторный. Ты ж ни разу у нас не был. И мать ни разу не была...
Глаза дочери опять затянулись влагой. Отец хмуро смотрел на заполненный людьми перрон: поезд, проходящий через город на юг, только-только объявили.
— Поехать... А сад на кого я оставлю? — возразил старик. — Не смотри, что холод, — через неделю бороновать можно будет. Весной сама знаешь, как земля на горе сохнет. Оглянуться не успеешь, уже сажать пора: редиску, помидоры, перцы, капусту под пленку. Рассаду Люся знаешь какую вырастила...
Он умолк, почувствовав, как с чего-то защемило в груди.
— Да, с огородом мамка любила возиться, — согласилась, еще раз всплакнув, дочь.
— Ну... — Старик сердито нахмурился. — Это, значит, теперь если осенью...
Свистнув коротко, подбирался к станции коричнево-красный, цвета запекшейся крови электровоз, подтягивая состав из зеленых вагонов. Возникла на перроне беготня, точно паника при катастрофе, старика и дочь толкали в спину, в плечо спешащие с сумками и внушительными ручными тележками. Старик про себя только плечами пожимал: куда несутся? По расписанию поезд стоял в их городе сорок минут.
— Смотри, — сказала дочь. — А то приезжай. Внуков понянчишь. Ты и Колю моего видел всего пару раз. Он, когда пьяный, на себя не похож.
Поезд, вздохнув и заскрипев тормозами, замер у перрона. Подхватив сумку, дочь засеменила вслед за ушедшим далеко вперед вагоном.
— Запомни, если поедешь: поезд Новокузнецк — Кисловодск, — остановившись в толпе, говорила дочь. — Билет возьмешь до Невинномысска, дальше автобусом. Если заблудишься, не бойся, спрашивай. Там люди ничего, хорошие: все тебе расскажут...
В первый же вечер после отъезда старшей дочери младшая, до сих пор выпивавшая украдкой, стукнув дверью холодильника, демонстративно выставила на кухонный стол пол-литровую бутылку водки.
— Ну, что, дедусь...
С тех пор как у старика появились внуки, младшая дочь упорно называла его дедом и, если была в хорошем настроении, ласково прибавляла: “Старенький ты мой”.
— Ну, что смотришь? — сказала дочь, разливая по чайным кружкам прозрачную, как родниковая вода, жидкость. — Давай садись. Помянем мамку-то...
Однако когда дочь приглашающим жестом взяла свою кружку, старик развернулся и, ничего не сказав, ушел в малую комнату. Усевшись на диванчик, он несколько минут рассматривал руки, характерно стариковские, с тонкой прозрачной кожей и четко проступившими синими нитями вен. Неожиданно отчетливо, словно вчера было, вспомнил, как двенадцатилетним подростком рассматривал руки бабушки, прикладывал к ним свои, пухлые, с гладкой кожей. Теперь его руки были в точности такие же. Вздохнув, старик потянулся за потрепанным, пожелтевшим журналом, что, заложенный на нужной странице, лежал на столике возле телевизора.
Старик со времени последней болезни жены лишь пару раз включал телевизор — мерцающий голубой экран теперь чересчур назойливо будоражил душу. Чтение же переносилось намного легче, более того, читая, старик увлекался, забывал обо всем. Только вот книг в доме было мало. Порывшись как-то в темной, без окон, кладовой комнатушке, старик обнаружил в глубине полку, куда складывал старые журналы, которые он когда-то выписывал. Из пыльной, пахнущей нафталином бумажной груды вытянул наугад несколько штук: это оказались тонкие, однако большого формата и хорошо иллюстрированные журналы “Знание — сила”. Вчера вечером, открыв журнал наобум, он обнаружил биографическую статью о знаменитом климатологе Воейкове, которую и дочитывал теперь. Если верить статье, жизнь у климатолога была трудная, новые, непривычные идеи его воспринимались в штыки, вызывали поток насмешек. Так, например, Воейков призывал облагораживать климат Земли, для этого на пустых, непригодных для хлебопашества землях сажать леса. Когда ему возражали, что из-за засушливости климата в степи сажать леса бессмысленно, деревьям для роста не хватит выпадающей с осадками влаги, знаменитый климатолог советовал сажать неприхотливые и быстрорастущие акации и клены возможно теснее и с прослойкой кустарника. Зимой между стволами будет наметать, задерживаться снег, летом под кронами образуется собственный микроклимат: лес сам умеет накапливать и беречь влагу. В статье приводился пример одного францисканского монаха, который на голое каменистое плоскогорье близ Иерусалима тридцать лет изо дня в день возил на ослике черноземную землю, саженцы, в кувшинах воду. Теперь там роща ливанского кедра.
Перед тем как лечь спать, старик еще раз заглянул на кухню. Надрывался на плите выкипевший почти до дна чайник. Дочь спала, уткнувшись щекой в сложенные руки. В заботливо поставленной подальше от края на столе бутылке водки оставалось меньше трети.
Наутро за окном ярко голубело небо. Решив, что снова ударил мороз, старик, открывая форточку, ожидал колючего зимнего воздуха, однако с улицы пахнуло теплом, оттаявшей землей и пряным кленовым соком, начавшим уже свое движение в высившихся, словно мертвые, деревьях. Плотно позавтракав, старик обул старые резиновые сапоги и пешком отправился на дачу, посмотреть, как перезимовал сад.
