Новый мир, 2007 № 10 - [47]

Жители рая

Павлова Вера Анатольевна родилась в Москве. Окончила музыковедческое отделение Института им. Гнесиных. Лауреат премии Аполлона Григорьева (2000) и поэтической премии нашего журнала “Anthologia” (2006). Автор нескольких стихотворных сборников.

*        *

  *

Искала слова, которые

ни разу не были песней,

и вдруг поняла, что втборою,

в терцию петь интересней.

Просила силы и мужества,

жила, превышая скорость,

и вдруг поняла, что слушаться

в сто раз приятней, чем спорить.

 

*        *

  *

Семья — это семь ты:

ты ласковый, ты курящий,

ты снящийся, ты не спящий,

спортивный канал смотрящий,

молчащий до хрипоты.

 

*        *

  *

С богом, в небо, путем проторенным —

пятнадцать часов от дому до дому.

Счастье — это горе, которому

удалось придать совершенную форму.

Памятник, нерукотворный — из пролитых

мною слез — ледяная баба,

нос морковкой. Среди слезоголиков

почетное место занять могла бы.

 

*        *

  *

Я не вру, а слово врет,

фразы складываются косо.

Говорю, как будто рот

не опомнился от наркоза,

под которым вырван зуб

то ли мудрости, то ли чести.

Разговор нелеп и груб.

Может, лучше поплачем вместе?

 

*        *

  *

Одной любовью жива,

другие напрочь забыв,

одни и те же слова

пою на разный мотив —

то баховский, то блатной.

Ложатся один в один,

как Хасбулат удалой

на американский гимн.

 

*        *

  *

Шале под горой, виноградника вязь…

Жители рая,

на первый-второй рассчитайсь!

Первый. Вторая.

 

*        *

  *

Трудолюбив напарник,

крови богата руда.

Сердце мое, ударник

сизифова кап. труда,

иррационализатор,

автор печальных книг,

веселых книг соавтор,

отличник, передовик.

 

*        *

  *

Заплетала косички,

в музыкалку вела.

Прививала привычки.

Упрямство привила.

Бах, Клементи и Черни,

приходите спасать

от придури дочерней

одуревшую мать!

 

*        *

  *

Да, лентяи мы, да, тунеядцы,

едоки салата из тунца.

Нам придется очень постараться

съесть все это дело до конца.

Не доели, голубям отдали.

Голуби и курицу едят.

И сидели в сквере, и гадали:

где голубки прячут голубят?

 

*        *

  *

Услышав небрежноепомер,

почувствовав стенки аорты,

записываю новый номер

в телефонную книгу мертвых —

зачеркиваю замолчавший,

пером прорывая страницу.

Я буду звонить тебе чаще.

Я чаще смогу дозвониться.

 

* *

*

Возлюбленные тени, как вас много

внутри отдельно взятой головы!

Так вот что это значит — верить в Бога:

не верить в то, что мертвые мертвы,

подозревать: им холодно без крова,

и никогда не запирать дверей,

как завещал двудомный полукровка,

воскресший полубог-полуеврей.

 

*        *

  *

Город, в котором снег

пачкается в полете,

город, в котором смех

горек уже в зиготе,

город, в котором дитя

в утробе матерится, —

город, в котором я

умудрилась родиться.

 

*        *

  *

Как отмечу дэ-рэ?

Дыркой в календаре.

Что подарят родные?

Тапочки выходные.

Впору. В церковь зайду,

сорок свечек заду-

ю. Сорок четыре

года в прямом эфире.

 

*        *

  *

Нет ничего страшнее — стричь

младые ногти грудному младенцу.

Что по сравнению с этим дичь

с цепи срывающегося сердца?

Не совратит кормящую мать

бард, сирота, погорелец, скиталец…

Совсем прозрачные — не разобрать:

еще ноготь? Уже палец?

 

*        *

  *

Ребенок, на радость матери

научившийся выговаривать “р”,

эмигрант, с продавцом в супермаркете

преодолевший языковый барьер, —

восторженно, бойко, старательно…

Так в кукольные времена

Адам давал нарицательные,

Ева — собственные имена.

 

*        *

  *

Снег. Над балконом

флаги пеленок.

Первый, блин, комом

в горле ребенок.

Санки возила

по редколесью.

Мыла. Кормила

молочной смесью.

 

*        *

  *

рассказано наперебой

понятно только нам двоим

когда мы говорим с тобой

язык становится родным

не растолкуешь словарям

верлибром не переведешь

как сытно говорится нам

как благодатен наш галдеж

 

*        *

  *

праздник после праздника —

до конца недели

оливье из тазика

ложками в постели.

Чем-то жизнь порадует —

тем, что смерть отложит?

Прапрапраздник. Благовест

трех столовых ложек.

Запах оружия

Новиков Дмитрий Геннадьевич родился в 1966 году в Петрозаводске. Учился на медицинском факультете Петрозаводского государственного университета. Печатался в журналах “Новый мир”, “Дружба народов”, “Знамя”. Первый лауреат премии Бориса Соколова (2004) и Новой Пушкинской премии (2007). Живет в Петрозаводске.

 

Когда убивали свинью — детей не пускали смотреть. Стреляли обычно из ружья, или дед колол в сердце длинным, узким, как спица, ножом. Выпивали по стакану свежей крови. Потом бесстыжую тушу смолили, черевили, рубили топором, раскладывали по тазам. Тогда уже тазы хватали женщины, тащили на кухню. А там было жарко, весело и суетно. Даже Грише разрешали крутить мясорубку, и он, вначале брезгливо зажимавший нос и гасивший в себе тяжелые волны тошноты, потом увлекался и участвовал в общем веселье. Кровь — на колбасу, кишки — мыть; сердце, легкие, печень, почки — мелко рубить и с чесноком закладывать в толстый жгут, который назывался “сольдисол”. Пласты сала солить. Мясо — пожарить огромную сковороду для мужиков, а остальное — тоже солить, морозить, хранить. За всей этой суетой улыбчиво наблюдала свиная голова, готовая к холодцу. Только однажды Грише стало по-настоящему дурно — когда при нем ей отрезали уши и чудесный розовый пятачок, чтобы жарить отдельно.