Новый мир, 2006 № 07 - [5]

мой...моя...мое...Они условливаются, чтобы только один говорилмое. И тот, кто про наибольшее число вещей по этой условленной между ними игре говоритмое,тот и считается у них счастливейшим... И люди стремятся в жизни не к тому, чтобы делать то, что они считают хорошим, а к тому, чтобы называть как можно больше вещейсвоими”. Интересно, что потом чувствовал Евгений Алексеевич Лебедев, произнося каждый раз эти слова со сцены?

...В кабинете директора сидели трое: сам Гога, директор БДТ Вакуленко и Дина Морисовна! Неожиданность. Трое против одного. Холодный взгляд императора, допустившего к себе на аудиенцию мелкого подданного.

— Садитесь, Марк.

Сажусь в кресло. Молчу. Пусть они начинают говорить. Какая-то надежда во мне еще мерцала — ведь откровенного, прямого разговора с “шефом” у нас пока не произошло... Они начинают. Точнее, начинает Гога:

— Дина Морисовна сказала мне, что вы разговаривали... Так в чем же дело?.. Ведь она вам все объяснила, Марк!

Насупился. Продолжаю молчать.

— Зря вы сопротивляетесь... Это не в ваших интересах.

— Этомояработа, — вступаю я. — Я и должен ее заканчивать.

Они переглянулись.

— Нет, Марк... Заканчивать должен Георгий Александрович, — говорит Вакуленко. — Если этого не будет, спектакля вообще не будет... Я только что разговаривал в обкоме — они настроены против нас. Очень тяжелое сейчас положение. Меня спрашивают: что у вас на выпуске? Я сказал: “Холстомер” Толстого. Они, конечно, страшно удивились: ведь в плане его не было. Я говорю: это Розовский ставил на Малой сцене... Они говорят: это какой Розовский? Тот самый?.. А почему опять он? Почему не Товстоногов? Я просто не знал, что ответить. Мне хотелось вас защитить, вы же знаете, как мы все к вам относимся, но... А что у вас было в Москве, Марк?.. Почему они так против вас настроены?.. Что у вас в Москве произошло?

— Ничего не произошло, — говорю. — Театр мой закрыли. Вы же знаете. Давно это было, пять лет назад. А после уже я у вас поставил “Бедную Лизу”.

— Когда “Бедная Лиза” выходила, насчет вас нам никто ничего не говорил. А сейчас: Товстоногов, мол, приютил у себя в театре чуть ли не московского диссидента.

— Я не знаю, что вам на это сказать, — говорю. — Кроме спасибо.

Н-да. Кончились разговоры. Начались переговоры.

— А я знаю, — вступила Дина Морисовна. — Это они не против Марка... Они против нас, против БДТ, против Георгия Александровича... Они ищут любой предлог, чтобы нам испортить... Раньше к Георгию Александровичу было совсем другое отношение. А сейчас положение очень, очень серьезное... Сейчас Романов. Вы поймите: вас разнесут, а нас вместе с вами. Не от хорошей жизни тут требуется... Вы даже не представляете, Марк, как в этой обстановке вы можете нам помочь... Да, это ход!.. Но этот ход нужен всем — и нам и вам...

Гога тем временем молчит. Он только начал разговор и сейчас выжидает, когда выскажутся его клевреты.

— И все же... все это не повод, чтобы я прекратил работу, — говорю.

— А кто вам сказал, что вы должны ее прекратить?.. — говорит наконец Георгий Александрович. — Вам разве это предлагают?

— Вы будете в зале бок о бок с Георгием Александровичем, — объясняет Дина. — И до премьеры, и после. Все время.

Это, что ли, она намекает на совместные поклоны?.. Ах, Дина Морисовна!..

— Зачем вам идти поперек, мешать... Вы будете помогать на выпуске, да и потом с театром сохраните отношения. А вы не хотите сохранить с нами отношения? — Дина Морисовна старается убедить меня изо всех сил. Ее лицо источает доброжелательность. Одну лишь доброжелательность.

— Хочу, но я хочу делать то, что делал. Дайте мне эту возможность.

Конечно, относительно Романова мне трудно возражать, но...

— Мы не можем... Под вашим именем спектакль в обкоме не пройдет, — чеканит речь директор БДТ Вакуленко. — Это ежу понятно.

— Ежу, может, и понятно, а мне...

— Перестаньте, — говорит Дина. — Прежде всего это вам самому надо. Учтите: от успеха “Лошади” зависит вся ваша судьба дальнейшая... Только не брыкайтесь!.. Здесь вам желают только добра. Вы нам верите или не верите?.. Нет, вы скажите, верите нам или нет?.. Только честно.

— Я вам верю, — выдавил я из себя. — Почему мне вам не верить.

— Правильно. Вы же знаете, как мы все к вам относимся... Я ужасно рада тому, что теперь будет...

— А что... Что, собственно, будет теперь, кроме того, что — я понял — вы предлагаете делать премьеру не на Малой — на Большой сцене? — пытался прорваться к смыслу я.

И прорвался. И нарвался.

— Будет все очень хорошо, — начала Дина чуть другим, более деловитым тоном. — Все хорошо будет... когда Георгий Александрович выпустит спектакль...

— Почему Георгий Александрович, а не я?

— Потому что на Большой сцене, Марк, все спектакли делает Георгий Александрович. Это правило. Кроме Эрвина Аксера, который иностранец, сколько я себя в БДТ помню, у нас никто на Большой сцене, кроме Товстоногова, не выпускался.

— А Юра Аксенов? — глупо спросил я.

— Ну, это несерьезно, Марк... Вы же сами понимаете, Юра Аксенов — не в счет.

Странная логика. Юрий Аксенов — штатный второй режиссер БДТ, статный красавец, Гогин подмастерье — был, оказывается, “не в счет”...