Новый мир, 2005 № 08 - [89]

Каковы намерения инопланетян, которых спецорганы называют “мигрантами”? В фантастике как жанре тема контакта одна из самых затасканных. Инопланетяне могут быть враждебными (завоеватели), добрыми (хотят спасти планету и помочь людям), равнодушными (им просто нет дела до людей и Земли). С каждым из этих мотивов можно работать. Акунин, конечно, не преминул снизить пафосность всех этих инопланетных сюжетов. И приберег под конец свой фирменный трюк. Подобно тому, как загадка неподготовленности СССР к войне была объяснена в рамках “шпионского романа” действиями немецких шпионов, “Смутное время” и “Первая мировая” в “Детской книге” — роковым воздействием райского яблока, события августа 1991-го в “Фантастике” объясняются вмешательством инопланетян. Правда, объяснение это исходит из уст малоприятного представителя спецслужб, создавших свой большой и не подконтрольный никому бизнес на испуге власти перед мнимой опасностью. Это, дескать, “мигранты” вмазали по членам ГКЧП каким-то там излучением, и оттого у них трясутся руки и происходит “абсолютное отключение механизма принятия решений”, они же разработали “перестройку”, поставив во главе Политбюро “зомбоида” Горбачева, а Чубатый, то есть Ельцин, и вовсе их агент. Типичный фантастический сюжет оборачивается политическим памфлетом против всевластия спецслужб, собственно и являющихся истинными врагами человечества.

На обложке книги “Фантастика” нарисован жучок. На первый взгляд — обычная жужелица. Но, присмотревшись, видишь, что вместо положенных трех пар ножек у нее лишь две, зато из хвоста выглядывают какие-то странные отростки, отливающие металлом, а в скрывающем головку панцире угадываются очертания человекоподобного лица. Энтомологии данное насекомое неизвестно. Не все ясно и с бабочкой, развернувшей свои оранжевые крылья на обложке “Детской книги”. По форме крыльев — обычная беляночка средней полосы, капустница или лимонница, но окрашена она в тропический оранжевый цвет. Зато лишена не только пестрого рисунка южных бабочек, но и непременной принадлежности самых скромных чешуекрылых: более темных жилок, слагающихся в характерный рисунок, пятнышек, оттенков в окраске крыльев. Таких однотонных оранжевых бабочек в природе быть не может, в отличие от тарантула, что куда-то ползет по обложке шпионского романа. В книгах Акунина не бывает случайных вещей. Энтомологические химеры намекают на жанровые.

В проекте Акунина много искусственности, и это ему не склонны прощать. Андрей Немзер, например, считает, что Акунин не менее изобретательно, чем Владимир Сорокин, уничтожает сам феномен литературы, что новый проект — это уже проект ее “фандорнизации”, что-то вроде “возведения Вавилонской башни. Башню, как известно, не построили. Но и зла этот проект принес с избытком”. Немзер — критик серьезный и достоин всякого уважения за ту серьезность, с какой относится и к литературе, и к собственной миссии охранять эту литературу от враждебных посягательств. Опасность, однако, преувеличена, как преувеличено зло, происшедшее от строительства Вавилонской башни. Многие мыслители склонны были рассматривать этот библейский проект как начало человеческой истории, в которой, конечно, много зла, но зато явлено стремление человека к свободе. Но по-моему, метафора эта к Акунину отношения не имеет.

Не так уж грандиозен проект Акунина, чтобы его пугаться. Создав русского Шерлока Холмса по имени Фандорин, никакого существенного вреда литературе Акунин не нанес. От проекта “жанры” веет амбициозностью и усталостью. Бесчисленные потомки Фандорина, вовлеченные в литературную игру, несут печать вырождения и измельчания. Место Фандорина — в истории и музее. Их же место — в инсектарии, илиинсектариуме,как предпочитает говорить автор. Не генеалогия, а энтомология рода. Но автор имеет право играть в те игры, которые ему по душе. “Я пробую на зуб все остросюжетные жанры, от триллера до плутовского романа. Одно из условий игры, в которую я играю с читателем, — постоянная смена правил игры”, — это сказано Акуниным в давней беседе с издателем Захаровым, задолго до обнародования идеи проекта “жанры”. По мне, проект этот запоздал лет на десять. Тогда бы его критика оценила как вполне постмодернистский, компания Славы Курицына писала бы о работе с советским мифом, симулякрах, деконструкции и прочей дерриде, но читателя бы у книг не было (а может — и издателя). Теперь, когда бренд “Акунин” создан, любая продукция разойдется. Уход в масскульт — вот что раздражает критику. И напрасно. На поле литературы есть куда более весомые предметы для раздражения.

Повесть о настоящем и ненастоящем

Ольга Славникова. Бессмертный. М., “Вагриус”, 2004, 272 стр.

 

С медийной точки зрения судьба “Бессмертного”, опубликованного в 2000 году, сложилась совершенно счастливо. За годы, прошедшие с момента публикации этой третьей большой вещи Ольги Славниковой — после “Стрекозы, увеличенной до размеров собаки” и “Одного в зеркале”, — появлялись все новые и новые поводы для публичного обсуждения повести, для делающего погоду на книжном рынке “шума”1.