Джентльмены одевались неброско — мешковатые пиджаки, вельветовые штаны и туфли из нубука. Что касается дам, те носили свитера, а если платья, то каких-то совсем забубенных фасонов.
Мне мало кто был известен в этом собрании. Одна дама всучила мне пустой бокал, и я понял, что меня с моим галстуком держат за официанта.
Тут-то меня и отыскала хозяйка приема. Она знала о моих турецких делах и взяла под руку. Меня подвели к старику с клюкой.
Он был похож на седовласый гриб: горбатый, патлатый. Звали турка Мурза, он занимался правозащитной деятельностью. Я рассказал, что замышляю книгу о Синане, ищу литературу по теме. Мурза закашлялся, сунул мне клюку и достал из кармана визитку. “Сошлись на меня. — Он что-то нацарапал на бумаге. — Скажи, что...” Тут он совсем зашелся, и хозяйка, подскочив, здорово влепила ему по загривку. Мурза рухнул в кресла и затих. А я отвалил в дальний угол и глянул на бумажку.
Saqi Books, 26 Westbourn Grove.
Я решил, что успею.
Рабочий день кончился, по безлюдному Стренду шарили фарами черные кебы. Мостовая мокрая, после дождя похолодало, налетал сырой ветер. Поднимая воротник, обнаружил в руке палку.
Зеленый моргнул, сменился красным, и похоронная цепочка кебов тронулась в путь.
Я решил не возвращаться.
Это была самая настоящая клюка, кривая и сучковатая; отполированная; сальная. У рукоятки по кругу арабские надписи. Сбоку отверстие: не то для кольца, не то для четок. В основание залит свинец.
В общем, вещь.
23
Ноттинг-Хилл-Гейт. Когда я вышел из метро, в городе стемнело и бордовые полосы легли на небо.
Магазин находился недалеко от станции. Витрина, заваленная книгами, стеклянная дверь с черной цифирью номера; колокольчик. Внутри вытянутый зал с антресолью — и шкафы, шкафы. Едва слышно тренькает восточная музыка.
Пусто.
Я прошелся вдоль стен. Полки были забиты изданиями Корана. В продаже имелись пухлые томики в зеленом бархате с шелковыми кистями. Фолианты в каменьях. Книги с обложками, покрытыми сусальным золотом. Карманные издания с кожаными закладками и бахромой.
“Чем могу помочь?” — раздалось с антресолей. По лестнице спускался молодой человек в черном свитере.
“Меня прислал Мурза”. — Я двинул по воздуху палкой.
Тот пожал плечами.
“Я ищу книги о Синане”, — сделал я второй заход. С лестницы улыбнулись, и молодой человек исчез за шкафом. Там забормотали, что-то хлопнулось об пол, потом затихло: только музыка тренькает.
Я стал перебирать книги.
“Синан” — первое, что бросилось в глаза. Надо же, та самая книга. Абдулла Курбан, издание Стамбульского университета, язык английский. Суперобложка, иллюстрации.
“К сожалению, книг о Синане в продаже нет”. Молодой человек снова появился на лестнице. Я показал на книгу. Выражение его лица осталось абсолютно невозмутимым. Затрещал аппарат, альбом спрятали в пакет. Сунув хрустящий сверток под мышку, я вышел, и в дверях отразились сотни томов Корана.
Три человека в черном стояли за стеклом и печально смотрели вслед.
Уже сидя в метро, я понял, что палка осталась в лавке.
В Москве меня дожидалось почтовое извещение. Вскрыв пакет, я выудил альбом. В руках у меня оказалась точно такая же книга: Абдулла Курбан, издание Стамбульского университета, язык английский.
Суперобложка. Иллюстрации.
Даже состояние одинаковое: на “удовлетворительно”.
Я положил обе книги рядом. Близнецы — две мечети на обложке, два Синана смотрят с портрета. Разве что истории у них разные: одна из Лондона, другая из Австралии. А так — точные копии.
Я вышел на кухню, налил коньяк, вернулся.
Две книги, поблескивая обложками, по-прежнему лежали передо мной. И я вдруг понял, что не помню, где какая. Лондонская или австралийская, левая или правая? Словно кто-то перевернул карты рубашками наверх, пока ходил на кухню.
Хлебнув из стакана, поежился. Такое чувство, что тебя обокрали.
Но кто? и что пропало?
24
Я шел через мост, и ветер с Босфора толкал меня в спину: давай, давай.
У парапета выстроились рыбаки: рубашка навыпуск, на спине пузыри. Лес удочек торчал в мыльном небе Стамбула и скрещивался с минаретами. Внизу шуровали пароходы, вспарывая розовое нутро залива.
Пахло жареной рыбой.
Еще в Москве я напросился, чтобы мне устроили интервью с Абдуллой Курбаном. Турки отвечали, что летом профессор живет на островах, но раз в неделю наведывается на кафедру. Тогда-то и можно устроить встречу.
Утром, пока я возился с ковром, мне позвонили. “Господин такой-то? — раздался в трубке женский голос. — Курбан-бей ждет вас целый час культурный центр Кафер-ага медресе, Айя-Софья, Кадирга”.
За мостом я нырял в базарную толпу: на земле груды тряпья, продавцы подбрасывают шмотки в воздух. Я проталкивался на перрон. Подходил трамвай, двери щелкали, поезд рвал вбок и наверх, и пассажиры разом качались, как карандаши в стакане.
А в небо все взлетали и взлетали цветастые тряпки.
“Не заметишь, как свалишься в обморок”. Я вытирал шею и слушал, как сердце колотится в горле.
25
На тихой улочке прятались аккуратные домики. Три этажа с эркерами, висячие веранды, крашеное дерево. Типичный квартал конца позапрошлого века.
Окна с видом на Софию, элитное жилье.
