Новый мир, 2004 № 04 - [39]

Девочки пришли, включили свет в отделах. Открылись.

Васенька вздохнул и — как в реку прыгнул — купил то, купил сё. Что глазу захотелось. Растолок, смешал, всыпал в пустой пузырек, заткнул пробкой. Его и отдал бритому, безликому посланцу хана.

Лишь только посланец ушел с пузырьком в кожаном кармане, Васенька спросил девочек, чего они хотят к чаю. Они попросили взять на рынке «Юбилейного» печенья вразвес, лимон и на остаток — московских конфет. Васенька с общими деньгами отправился.

Он не вернулся.

Искали его. Дядя-милиционер подключил уголовный розыск. Бритые монголы все вверх дном перевернули, дав слово достать Васеньку, отрезать ему уши и заколоть раскаленным гвоздем в сердце. Все в городе об этом шептались. От Васенькиного порошка монголы несколько дней жестоко страдали поносом.

В родном Васенькином доме посланцы монголов несколько раз били окна. Сарай с черным мотоциклом был сожжен. Зарево видели из окрестных деревень.

Под конец октября из мелкой речки Илевны мальчишки выловили труп неизвестного. В местной газете поместили объявление. Родственники и друзья опознали Васеньку. Совпадали рост и пропорции. Одежды на трупе не было. По вздутому лицу ничего понять было невозможно. Да никто и не надеялся опознавать Васеньку по лицу.

Через неделю родственники забрали труп из морга и схоронили. Памятник решили ставить весной, управившись с картошкой.

Глава вторая

От студеного ветра прохожие отворачивали лица, поднимали воротники, натягивали шапки, заматывались шарфами, руки прятали в карманы. Закуривали, согнувшись к ветру спиной.

У мужчины была потрясающая лыжная шапочка. Из Швеции. Вязаная, темно-зеленая, с козырьком и особым отворотом. Можно было отворот развернуть и натянуть на лицо. Тогда отверстие для козырька становилось отверстием для глаз. В его случае — для очков.

В таком виде мужчина смахивал на грабителя. Но ему было все равно, на кого он смахивает, его это не заботило. Так что на выходе из метро он развернул свою шапочку, натянул, поднял воротник старого удобного пальто и направился к киоску с булочками, слойками, печеньем, лавашем и сладостями.

Он попросил у продавщицы пахлаву. Защищенная в своем ларьке от ветра и холода, она поглядела на покупателя с подозрением. Он протянул в окошко сотенную. Продавщица развернула купюру и посмотрела на свет электрической лампы.

— Могу дать мельче, — сказал мужчина.

Но она отсчитала сдачу.

Он сгреб ворох бумажек, взял белый лоток с пахлавой, повернулся и увидел посиневшего на ветру мальчишку лет шестнадцати в замызганной одежонке, в огромной, с какого-то великана, куртке.

Лицо у мальчишки было грязное, осунувшееся. Ввалившиеся глаза с голодным остервенением глядели на сладкую пахлаву в лотке, затянутом туго в целлофан.

Мужчина вдруг протянул лоток:

— Возьми.

Мальчишка взглянул в вязаное лицо, из которого торчали окуляры очков. Схватил лоток и отпрыгнул вбок, за ларек.

— Ну что? — сказал мужчина продавщице. — Давайте мне еще пахлавы.

От киоска он направился к большому административному зданию со множеством этажей, пристроек, входов, указателей и подворотен.

Мальчишка успевал следом. Ветер уносил пустой белый лоток в разодранном целлофане.

Зачем, на что надеясь, следовал Васенька за мужчиной с вязаным лицом?

Васенька пропадал. И цеплялся за всякого, подавшего копеечку или хлеб, за всякого, взглянувшего с жалостью. Васенька цеплялся к этим людям. Они пугались, отшатывались, как от паршивой собачонки. Тогда Васенька и сам пугался и отставал.

Погруженный в свои мысли, мужчина не замечал преследователя.

В конце узкой, низкой, но очень длинной, как пулей пробитой, подворотни чернела дверь. За ней он скрылся. Васенька постоял у двери, выждал и потянул за холодную ручку.

Поднялся по лестнице, отворил еще одну дверь.

И очутился в небольшом, глухом, без окон, вестибюле.

Горел огонек только что ушедшего лифта. Что-то задумчиво говорил допотопный радиоприемник. За низким барьером маленького пустого гардероба сидел худой, долговязый человек. Он слушал стоявший на барьере приемник и разглядывал пришельца. Смотрел он на Васеньку без всякого омерзения и даже без неприязни. И вдруг спросил, как давно знакомого:

— Холодно там?

— Ага, — вымолвил Васенька.

Глаза его увидели закипающий на стойке чайник.

— Ты к нам по делу зашел или погреться? — спросил человек.

— Дяденька, — жалобно протянул Васенька, всему на свете уже ученный. — Я сирота, у меня дома нет, можно, я у вас посижу немного, погреюсь?

Человек за стойкой удобно сидел в низком кресле с вытертой засаленной обивкой, вытянув далеко босые, с твердыми желтыми ступнями ноги.

Он наклонился и достал из-за барьера большой заварной чайник и жестянку с заваркой.

— Чай у меня хороший, от всего дурного излечивает. Пьешь чай?

— Спасибо, дяденька. Очень пью.

— Если дают.

— Ясно что. Только я, это… в туалет хочу, очень, — сказал Васенька.

— Понятное дело. Ступай в проход, и в конце коридора, пожалуйста. Куртку можешь скинуть.

Васенька положил куртку на черный лаковый барьер.

Все было невероятно, непонятно, странно и даже чудно. Что это была за контора в таком серьезном здании и без вооруженной охраны, без запертых на кодовые замки дверей, с такой уютной, домашней пылью по углам? Почему так спокойно разрешили пройти нищему бродяге и даже не смотрели вслед?