спит дитя, накрыв щекой разжатую руку,
словно к этому лбу никогда ни пяди
не прибавит еще неведомая наука
или сказанное другими забавы ради,
спит и видит сон, как к нему подходит
ягненок или какое-нибудь другое
животное, и по ребрам его проводит
своей безрогою головою,
и в ладонь шершавую морду прячет.
а проснувшись, дитя не вспомнит, что это значит.
спи и ты, моя голова, и вы, руки, и вы,
ноги, впитавшие бурую кровь травы,
и жирный ил, и сухую глину,
от которых в изножье белая простыня
запечатлеет охоту на мраморного коня,
а мстительное полотно разрисует складками спину.
спи, правая ступня, спи, левая ступня,
спи, самая мелкая часть меня.
спи, простуда, усни, ангина,
молчите, последние хрипы в бронхах,
ум уснет, голова побежит вдогонку,
голова Горгоны, запрятанная в кошелке,
бессовестно подглядывает сквозь щелку.
а ей навстречу кто-то, перстом грозя,
отвечает: за снами шпионить нельзя,
они пугливы, как влюбленные
в затонувшем монастыре,
они удаляются на заре,
а у тех, кто ходят всю ночь, бессонные,
они засиживаются до полудня
(в будни это особенно неприятно),
и оставляют под глазами синие пятна,
и оставляют на шее вампировые укусы.
а по ночам не спят только кошки и трусы:
они боятся дня, любят электрический свет,
они зависят от движения разных планет,
у большинства из них довольно странные вкусы.
лучше спите, брови, спите, веки, спите, ресницы,
вам ничего не приснится, я за это ручаюсь,
вчерашний сон сегодня не повторится,
потому что так почти никогда не случается,
вчерашний день сложится, как бумажка,
в чашку, или кораблик, или прыгающую лягушку,
и ты удивишься тому, что ночью из прожитого
получается совсем на него не похожее,
и то, что было внутри, становится кожей.
