— В кабине поедешь? — спросил он.
Она подумала, что с Сашкой ей будет проще, и кивнула.
— Тогда садись, — сказал Шварц. — Только давай прежде с Николаем познакомлю…
В крытом кузове сидел невысокий, сухой, темнокожий, как индеец, мужик с дикими и бесстрастными глазами, один из которых к тому же оказался совершенно явственного желтого цвета. В ответ на ее приветствие он молча кивнул и поглядел на нее оценивающе — так, что она ощутила холодок меж лопаток и вдруг подумала, что из путешествия с таким попутчиком может выйти что-то совсем иное, чем она напредставляла себе накануне. Из открытой двери кузова вдруг пахнуло на нее запахами мужского быта: какой-то кислятиной, табаком, резиной… Ей стало не по себе. Но уже в следующий миг Сашка, приоткрыв дверцу кабины, закричал:
— Чего стоим-то?
Шварц подсадил ее на подножку, Сашка радостно хохотнул, и они поехали. Так и началось для нее путешествие в настоящее.
Повернувшись к Сашке, она спросила:
— А что это за мрачный дядя там, в кузове?
— Коля, что ли? — догадался Сашка. — Он не мрачный, просто разговаривать не любит. Что, понравился?
— Нет, — отрубила она.
Они ехали и ехали в тумане, все время вверх и вверх, как будто забирались в небо, но кругом были обычная земля и серые косматые силуэты — тайга, наверно. Раз сто они останавливались для каких-то проверок, но ничего не обнаруживали, так что ей все это стало потихоньку надоедать, как вдруг Сашка остановил грузовик.
— Что? — удивилась она.
— Вылезай, приехали.
Она огляделась. Дорога, по которой они ехали, расползлась вширь, разлилась в стороны мелким черным песком. Слева высилась целая гора песка, у подножия которой в бессильной неподвижности покинутого механизма застыл экскаватор. Вокруг сквозь туман проступал лес.
— Ну что, расходится погода? — раздался голос Шварца с Сашкиной стороны кабины.
— Да, — согласился Сашка, спрыгивая на землю и закуривая. — Часам к одиннадцати совсем развиднеется.
— Давай поглядим, почем золото, — сказал Шварц.
Николай выбрался из кузова и тоже закурил. Она заметила вдруг, что он хромает, деревянно переставляя по песку правую ногу. Эта хромота, в дополнение к желтому глазу, особенно не понравилась ей — за всем этим угадывалось не просто несчастье, а неудача, неудача прожитой жизни, чего она не любила и боялась. Ее не устраивала неудача как итог. И страшил разум, исковерканный неудачной судьбой. Без охоты она подошла к мужчинам, стала рядом. Шварц тронул ее за руку.
— Тут золото пробуют мыть, — пояснил он, — и сюда они каким-то пылесосом выбрасывают промытый песок. В прошлый раз они этим песком речку совсем перекрыли. Велели им прочистить. Но, думаю, ни хрена — золото-то дороже…
— Какую речку? — спросила она, чтоб выйти из неприятного хода мыслей.
— А вот, за песчаной кучей.
— Там что, тоже рыба водится? — удивилась она, не видя никакой речки.
— У нас везде рыба водится, — засмеялся Сашка и, повернувшись к Шварцу, сказал: — С тобой сходить, Андрей?
— А что ходить? И так все ясно: я одним глазом гляну только…
Шаги Шварца зашуршали далеко по песку, она осталась вдвоем с незнакомыми мужиками.
— Саш, дай закурить, — попросила она, чтобы выиграть время.
Сашка дал, но хромой все сверлил ее огненным оком.
— Почему людей нет? — дрогнула она, старательно делая вид, что не замечает его назойливости.
— Суббота, — сказал Сашка, — прииск закрыт.
— Тут прямо золото, что ли? — спросила она, чувствуя, как невероятный взгляд хромого грызет ее. Уж это было почище Юрочки.
— Да тут везде золото, — серьезно сказал Сашка. — Разве рыба — не золото? Страну могли бы поставить на рыбе на одной…
— Гляди-ка, эконом, — услышала она вдруг незнакомый хриплый голос. — Уж больно ты разговорчивым стал, Сань…
— Отстань, — сказал Сашка и бросил окурок. — Не трогай. Не твое.
Вот оно как, подумала она, меня, значит, меж собою уж поделили. Так вот оно, твое настоящее, папа! Или само настоящее стало другим?
— Ты чё психуешь? — спросил Сашка, когда снова поехали. — Не любишь, когда на мозги капают?
— Не люблю.
— И я терпеть не могу, — сочувственно подхватил Сашка. — Как начнут мне мораль читать — я удушить готов.
Она нервно засмеялась.
— Слушай, — позвала она Сашку. — А зачем ты в рыбоохрану пошел?
— Как это — зачем? — не отрывая взгляд от дороги, переспросил Сашка.
— Ну, не знаю, может, ты «зеленый», браконьеров сильно не любишь…
Cашка задумался.
— До браконьеров мне все равно, — сказал он наконец. — Просто это жизнь такая, понимаешь? Вот мы с тобой едем сейчас, как гуляем, а осенью, когда снег выпадет, от города в двадцати километрах — как на луне. Ни души нет, только река, да мороз, да рыба. Да медведи ходят, лощавую ее жрут до отвала. Красота! — Сашка завращал глазами, пытаясь выразить переполняющие его чувства. — А когда еще гаденышу какому-нибудь задницу прищемишь…
— Понимаю, — сказала она. — Сам процесс нравится, значит?
— Точно, — кивнул Сашка. — Сам процесс.
Он почему-то засмеялся и вдруг в упор посмотрел на нее:
— А у вас в Москве что, все такие тоненькие?
— В каком смысле?
— Да в прямом… — Правой рукой Сашка вдруг притянул ее к себе — так, что ни пикнуть не успела, ни дернуться, только почувствовала, как его большая ладонь осторожно ищет под кофточкой грудь.
