Новый мир, 2003 № 05 - [52]

— А все бабы верят в какую-то чушь. Чуть не через полсуток оживить можно. А в нашем деле четко — шесть минут, а дальше — поиск тела, и все.

Мы вернулись на берег реки где-то к часу, и вернулись как раз вовремя.

— У вас простыня есть? Простыня есть? — кинулась к нам Татьяна.

— Что?

— Машеньку нашли…

Миша и Лизка поехали в дом за простыней.

Я помнил дурноту, невозможность взглянуть на тело, которое водолазы привычно приткнули за кустами, накинув только кусок светлой ткани, чтоб не почернело, и несколько раз пытался спуститься и посмотреть (зачем?), а видел всегда одно и то же — высовывающийся из-под куска ткани слепок девичьей стопы.

Татьяна была рада, что нашли хоть одну девочку, но мне дела не было, и я, хоть убей, не мог понять, зачем я здесь. Только наблюдал работу водолазов. Восемнадцать килограммов груза — «иначе не потонет» — так шутили они. Восемнадцать килограммов! Что же тут произошло? Постепенно стало все до банальности, до мельчайших деталей ясно. Из-за того, что обычное их место оказалось занято, они проехали еще метров двести, здесь река на манер песочных часов протачивает себе в глине узкое русло меж двух глубоких омутов. На краю одного из этих омутов и сидели девочки. Алешка с сыном и купаться-то не хотели, были на берегу. Алешка просто стоял, смотрел, Володя пошел место для рыбалки искать. А Татьяна с детьми, сидя на краю этого омута, от радости болтали в воде ногами. Это ж первый день ее отпуска был, первый день, как они приехали! До этого девчонки целый месяц тут с Володей провели. И вот не знаю уж, кто из них первый в воду соскользнул, а кто полез вытаскивать, но в результате они оказались там — в воде омута, слишком темной, слишком глубокой и пугающей, чтобы они могли противиться страху. Судорога ужаса повисла над рекой. Они закричали. Алешка сорвал с себя рубашку, часы и бросился за тонущими детьми. Поняв, что упустил их или не может вытолкнуть обеих, он вдруг исчез. Сердце, наверное. Говорят, что самая младшая, Наташенька, продержалась дольше всех, все время повторяя: «Надо на спинку перевернуться, на спинку»…

Необъяснимо и чудовищно… Как будто смерть брела полями, от скуки наугад ткнула пальцем и погубила всю семью…

— Отмучился, — сказала Татьяна. — Если б не Володька, я б не задумываясь сейчас туда — вниз головой…

Хрюкающий звук воздуха, выходящий из-под шлема водолаза, будет отныне одним из адских звуков для меня. Хрр-хха… Хрр-хха… Вода прозрачная. Но не морская же. Воздух быстро кончается. Водолаз вылезает на берег. Оказывается, худенький парень, эмчеэсовец, по контракту работающий на спасательной станции. Второй такой же, только ростом ниже.

— Воздуху больше нет.

— Сколько там дотемна? Еще раз обернуться успеем?

Лизка и Миша уезжают в Рязань за вторым баллоном. Я иду в соседнюю деревню, договариваться о машине, которая будет перевозить тела. Возвращаюсь. На берегу Прони остаемся мы вдвоем с Володей. Мне странно глядеть на этого мальчика, так поразительно похожего на моего брата в шестнадцать лет. Мы обмениваемся парой слов.

— Папа еще обещал, что мы на зорьку с ним сходим… — говорит он.

Я изумленно вижу, как он странно спокоен, как будто все, что произошло, нереально и все еще вернется и будет как надо, просто вот сейчас такой временный затык… А что будет, когда он поймет? Я не знаю. Но мне ни в коем случае нельзя упускать его из виду…

— А ты чего не плачешь? — спрашиваю я. — Ты плачь. Если подопрет. Так лучше будет.

— Я плачу, — говорит он. — Просто не верится. Что все это произошло…

Мы одни у реки. Похмелье плющит меня. Солнце безжалостно. Под кустами у берега лежит труп его сестры. Когда я сижу в траве, мне не видно. Вдруг я замечаю вдали бредущих берегом людей. Они тоже примечают нас, белое на песке, останавливаются, переговариваются о чем-то и все же продолжают двигаться в нашу сторону.

Черт возьми, этого еще не хватало. Какие-то местные мужики.

— Эй, — кричу я им, — туда нельзя!

— А чё нельзя, мы с бреднем ходим…

— Там девочка лежит, утонувшая, — говорю я.

— А-а, — соглашаются они, — а мы-то глядим, то ли полотенце, то ли простыня.

Хотели прихватить, ясное дело. Теперь поднимаются наверх. Загорелые шеи и руки, лица, давно не знавшие ответственности и регулярного труда. Сейчас стрельнут закурить.

— Курева случаем нет?

— Есть.

Они закуривают. Происшедшее им, в общем, по барабану, они что-то спрашивают для вежливости, и я отбиваюсь столь же шаблонными фразами.

— А поглядеть-то можно? — вдруг с явственным интересом спрашивает один.

Володя сидит в травах на берегу.

— Нет, нельзя. Ни в коем случае! Там же ее брат! — киваю я в сторону скрывающих Володю трав. Явно разочарованные, они пускаются в обратный путь, досасывая сигареты.

Я ложусь в траву. Просто лежу. Этот день как смерть. Но лучше не будет. Алешенька, ты помнишь, как в тебя были влюблены все девчонки в моем классе?!

Подходит Володя, говорит:

— Спасибо, дядь Вась.

— За что?

— За то, что не разрешили смотреть на нее.

Немота наступившего предвечернего часа.

Потом опять — Татьяна, водолазы. В действиях водолазов многое кажется неправильным: они слишком медленны, как будто некого больше спасать. Но ведь спасают они души тех, кто остался на берегу реки. И тело девочки, запутавшееся в речных водорослях.