— Большой художник, — уклончиво сказал я.
— Авантюрист он, а не художник! — в сердцах воскликнул Крот. — Что он там вытворяет?
— Что?
— Вон… зороастрийца жжет! А с вертолета вон Си-эн-эн это снимает, как большой праздник! И это еще начало только!.. Не забыть бы мне, что я проплачиваю… «Срывание последних шор тоталитаризма»! — на глухие верхние окна показал.
— Так на месте вроде бы шоры? — неуверенно сказал я.
— Так то отдельный будет праздник! Снова им выкатывай! — Он почти орал.
Да-а… Встретились два гиганта! Момент для воспитания не очень уютный возник… особенно для выклянчивания денег. А я Мыцину обещал… Выждем!
— Большой мастер! — уже слегка успокаиваясь, произнес он. Я развел руками… да, мол, бывают большие мастера! Начать про Мыцина?
Но момент неподходящий все же: дым еще гуще повалил!
— Что он там у них… пластмассовый, что ли? — снова Крот заорал.
Не могут начальники эти не вмешиваться в художественный процесс!
— Может, мировое телевидение меня и раскрутит, — сказал он, — но зато местные точно… в банку закрутят, как помидор! Может, я и выхожу с этим, — (дым все усиливался), — веротерпимым деятелем, любителем разных религий… но уроют меня просто, по-христиански!
— Так надо с местными больше контачить! — ввернул я.
— Вы уже… поконтачили! — Он впервые на меня поглядел.
— Так еще надо! — воскликнул я.
— …Спасибо, — сказал он, — но больше всего меня волнует тот домик за холмом.
— И на него выйдем! — пообещал я.
— Вы уже вышли! — Теперь по-доброму на меня поглядел.
— Еще с народом бы надо пообщаться.
— С народом? — дико удивился.
— Говорят, это облагораживает.
— Нет. Со мной это безнадежно. В смысле облагораживания.
— Но все же. — Я сделал приглашающий жест, рекомендуя прогулку.
— Ну… попробуем, — произнес он. — На фоне этого, — снова глянул на дым, — все более-менее нормальным кажется!
Дым уже полнеба чернил!
— Да скольких он там сжигает?! — снова сорвался он.
— …Давайте пройдемся… — успокаивающе сказал ему я и вдруг закашлялся от дыма… Да, Фрол дело знает свое!
По ходу прогулки я мягко втюхивал Кроту, какой тут замечательный опорно-двигательный санаторий был и как люди счастливы были.
— А кто вам сказал, что людское счастье меня волнует?.. Потом этот Фрол, — (снова нервно оглянулся), — хоть и сука, но дело знает свое!
Словно подслушал мою мысль.
— Есть в округе хоть один, кто дым этот не видит? То-то. И весь мир это увидит! Точно. У Фрола не заржавеет. А санатории для колгоспников… — усмехнулся он. — Даже Москва это теперь не покажет! Как там было у них? «Пальцы и яйцы в солонку не макать». Абзац! Прошло все это.
Некоторое время мы шли молча. Но не бессмысленно: многоглавый змей на месте оказался, в воде, — от жары там спасался. Может, что удумаем вместе? Одна голова — хорошо, а много — лучше! Тем более — там еще добавилось несколько голов. Петр, что было приятно, и те двое — «новеньких», что в милиции привечали меня… что было неприятно, и еще одна — коровья — голова. Видно, с совещательным голосом. Солнце словно плавилось в реке, и они как бы сидели в расплавленном солнце.
— Вода теплая! — прокаркала бровастая голова. — Купайтесь!
И те «новенькие» как-то дружелюбно глядели на нас. Не при исполнении?
Крот, кстати, так в трусах купальных и шел. Все продумано у меня!
— Ну что ж… — произнес Крот и слез в воду. Я за ним. Пока все неплохо.
— Виски? Коньяк? — предложил бровастый, хотя не наблюдалось ни того, ни другого.
— Предпочел бы минеральной, — ответил Крот.
— А это ты из реки пей! — рявкнула крайняя голова, вроде как женская, давая сигнал к атаке.
— Ну что? Продал уже? — кивнув на дымящийся небоскреб, произнес бровастый.
— Приехал тут телевизоры мутить! — подъелдыкнул и Петр, и это почему-то как раз и задело Крота: глянул на меня гневно… В плане предательства моего? Что это я про телевизоры выдал? Ей-богу, нет! Это Петр сам подслушал, когда гостил у меня: Лидия Дмитриевна с третьего этажа приходила жаловаться… сейчас, впрочем, не в этом суть — с Кротом сейчас нет смысла ругаться… Да он неплохой вроде мужик.
Мои друзья, «новенькие» из милиции, проявили вдруг повышенный интерес к моим ранам, окружили меня и почтительно разглядывали.
— Да-а! Профессионалы работали! — говорил Иван восхищенно, нежно прикасаясь к моему лицу.
— А вы что же — любители? — удивился я.
— Нам до них далеко! — самокритично сказал гологоловый.
— Молчать! — рявкнул бровастый. — Хватит херню тут молоть! Будем разговаривать? — Он обернулся к Кроту.
— Давайте, — спокойно ответил Крот. — Впрочем, кого не интересуют нефтедоллары — могут выйти!
Таковых не оказалось — наоборот, все головы проявили интерес, и даже интеллигентная голова, в пенсне, подвинулась поближе. Женская голова заулыбалась кокетливо. Бровастая зашевелила бровями, усиленно соображая. Петр и корова погрузились в задумчивость.
— Знаешь, сколько оператор-сливщик получает у меня? — обратился Крот прямо к гололобому, видно чуя в нем наиболее опасного.
— Откуда ж, — сглотнув слюну, выговорил тот.
— Так вот. Нисколько, — жестко проговорил Крот. — Если терминал тут не будет построен. Кто-то что-то имеет против меня? — Он обвел всех взглядом.
