Новый мир, 2000 № 11 - [37]
— В могиле, — равнодушно ответил Гера. — А с тобой мы поднимемся — ого-го! Ну… делать? — Он бережно поднес полотенце к лицу, как заботливый парикмахер подносит компресс…
Кто-то глупо сказал, что второй раз трагедия повторяется в виде фарса. Нет, я глядел в тухлые его глазки: к фарсу он явно не способен. Да, в тот раз Гера был исполнителем, исполнял чужой и даже вынужденный заказ, а теперь он сам и исполнитель, и заказчик «проекта» — так что сделает от души!
— Чужие слова на тебя не действуют — ты свои только слышишь! Так что мы более надежный способ испробуем! — Он стал затягивать на моем лице полотенце. — Ну… пойдешь с нами? — Чуть-чуть ослабил.
— Куда?! — страстно промычал я.
Гера, устыдившись минутной своей слабости, стянул так, что хрящи захрустели.
— Ладно, — пробормотал он. — Ты сперва испекись маленько… А потом погутарим.
Исчез в наступившем мраке.
Стала сдавливать боль. Вспомни, чем ты спасался тогда? Буквами, чем же еще? Чем же еще ты можешь спасаться?!. Умыцкий. Бульдоцкий. Максим Канистров. Мамкер. Валерий По! Все, оказывается, тут остались в моей, хоть и уменьшенной, голове. …Блукаев. Гунун. Ядоха. Горпеня… Все со мной тут… Не бросили друга! Слезы изнутри обмочили полотенце: по горячей температуре их определил.
Мистер Дутс. Нафталахов. Цвиримба! Все тут! Бжхва. Ущельев.
Хватит ли до рассвета?
Узеев, Пужной, Мхбрах! Граф Поскотини. Ресничко… Гниюшкин…
Все, боль распугала всех! Разбежались.
Зато главный друг тут.
— Ну как ты чувствуешь себя? — заботливый вопрос Геры.
— Ничего. Нормально.
— Если что будет нужно — ты скажи.
— Обязательно.
Маша Котофеева пришла, своею лаской обдала. Ротмистр Полотенцев, Кьерк-Егоров. Успрыгин. Вольноплясов. Сферидзе.
— Выходи.
— Минутку…
Успрау, Закивак, Иван Мертвецовский (чуть-чур-чур), Аркадий Бац. Леня Швах и Максим Свинк (эти у меня математики), Двусмертян, Клеенкина…
— Выходишь или нет?
— Иду. Извините… не вижу ничего.
— Пора уж знать на ощупь! — реплика Сержа.
И — запах моря! И резкий, я бы сказал, показательный срыв «лицевой обмотки» с хари… могли бы помедленнее, помягчей — но не так эффектно!
С «портянкой» в откинутой руке, немного напоминая фокусника, стоял прогрессивный генерал, тот же, что и десятилетие назад, но теперь уже — министр! Снова «кстати» тут оказался! Яростный взгляд на Сержа:
— Вы позорите звание чекиста! Сейчас не прежние времена!
Интересная у нас жизнь! Все время говорят, что не прежние времена, а потом они опять оказываются прежними! Петр, приоткрыв дверцу машины, приглашает к сотрудничеству. Нет!
МБЧ, как шарик ртути, не мог стоять на месте. Бегал туда-сюда, нетерпеливо взглядывал на небо.
— Ну? — пробормотал МБЧ.
Я поднял свое воспаленное, растерзанное лицо… Прохладная капля на лоб! Потом — на щеку! Заплакал Он! Все-таки довели!
Ясно, понял я. Он дает все. Значит, наша задача — ограничивать себя! Но никак сейчас было не ограничить. Каждая холодная капля была блаженством. Вот сюда, пожалуйста… чуть поворачивал свою личность. Спасибо!
— Опять он думает только о себе! — голос Кира.
Я открыл глаза. Дождь рухнул стеной. Пожалуйста. Мне не жалко.
— По машинам! — разнеслось.
Министр и МБЧ уехали. Сварганили дело!
— Надо бы во Храм войти… на всякий случай. Поблагодарить все-таки! — укоризненный голос Кира.
— Нет! — грубо ответил я.
— Но хоть что-то святое есть у тебя? — вздохнул Кир.
— Все тебе отдал!
— Нет… зайти надо! — произнес Петр уверенно.
Не отстанет! Теперь тем более!
С ними — в Храм? Ну разве что по-быстрому.
Храм изнутри медленно реставрировался… но очень уж медленно. Да я и сам не ахти!
— Смотри-ка — он не крестится! — язвил Кир. — Рука не поднимается?
— Видно, камень в ней держит! — кротко произнес Петр.
— Ну, — произнес я. — …Выходим?
— Не нравится ему.
Дождь разошелся, летел какими-то порывами — словно это Он Сам рыдал.
— Ладно… садись. — Петр отомкнул машину. — Отвезу давай… Надо тебе отдохнуть! Завтра будет круто.
В этом я не уверен.
Мы с трудом ехали по серпантину — вода шла вниз метровым слоем вперемешку с грязью.
— Видно, склон, бля, размыло! — яростно двигая рычагами, бормотал Петро. — Ну удружил! — Не меня ли он имел в виду? Было не ясно.
Парк Переходного Периода смыло начисто!
С трудом доплыли, как подводная лодка, до родной базы. Ворота с трудом открылись: вода вся ушла, грязь густела. Все Духовное Возрождение залило грязью, даже наш офис: компьютеры и телефоны — словно из глиняного века. Ретранслятор на склоне сдуло, он валялся, как опрокинутый треножник, тарелушки с него раскатились. Видимо, это означало: хватит!
Радостный МБЧ бегал по офису, голый, покрытый засыхающей глиной.
— Во, в жилу! — радостно вопил он, шлепая себя по голому пузику. — Грязь-то лечебная! Во сила! — Шлепок, брызги во все стороны. — Мы тут такое устроим! — Он обмазывал себя всего грязью, даже из остатков волос соорудил рожки. — Ты с нами, надеюсь?
— …Не знаю.
— Ты молоток! — пихнул меня грязной ладошкой. — Так и держи! Никому не подавайся!
— Я, наоборот, вроде бы всем поддался.
— Вот за это мы и любим тебя! — произнес он строго и стал звонить кому-то по глиняному телефону: — Приезжай, быстро!.. Ты понял? Не пожалеешь, говорю!
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.