Новый мир, 2000 № 11 - [39]

Недавно ехал я в метро и вдруг увидел прелестную сцену: вошли двое подвыпивших парней и, рухнув на сиденье, заснули полуобнявшись. Но было это не просто так: один спал с высоко поднятой рукой, и в ней, как копье Георгия Победоносца, сияла ручка! У второго, который сполз чуть ниже, был в вытянутой руке… журнал с кроссвордом. Композиция эта не уступала Лаокоону: вот сейчас ребята немного передохнут и продолжат свой интеллектуальный подвиг!

Весь вагон был счастлив, глядя на них.

Да-а-а, давно Ты не радовал меня, был суров — и, видимо, справедливо… И вдруг сразу — такой подарок… Балуешь, Батя!

Вот и длится Его торжество,

Никаких не встречая помех, —

Потому что Он радует всех.

Даже тех, кто не верит в Него.

Илья Плохих Экспедиция

* * *

Я, добывая деньги

знаньем закона Ома,

сбором металлолома,

прочею ерундой,

все ж обладаю ухом,

чутким к каким-то волнам,

где-то в эфире темном

движущимся ордой.

Как археолог зорко,

через песок и глину,

кругло согнувши спину,

вдруг разглядев фрагмент,

спину не разгибает

больше, пока предмета —

вазы или скелета —

не извлечет на свет,

так, уловив обрывок,

хрупкий комок чего-то

выхватив из полета,

тщательно от трухи

чищу его и клею

с кисточкой и пинцетом.

Сам удивясь при этом,

я нахожу стихи.

Экспедиция

Беспечным студентам

второй половины 80-х посвящается…

В общежитье студенты

снаряжались за пивом,

собирали монеты

и посуду всем миром.

Не скрывали студенты

банок громкого звона,

несмотря на запреты

«сухого закона».

Как по тропам Афгана

проходил караван.

Не стеснялись декана —

перетерпит декан.

Подпевая сигналам

атаманского свиста,

боевым барабаном

громыхала канистра.

* * *

Я дворник. Вот моя лопата.

Вот телогрейка, видишь, вата

видна в ее глубоких ранах.

Есть у меня крупа в карманах,

поскольку я зиме плачу

пшеном — заботой о синицах.

За елки праздничной свечу,

за иней на твоих ресницах.

* * *

Мама!

Петь не могу.

В. В. Маяковский.

Мама, у меня драма,

мне нужно тебе открыться:

мне каждую ночь, мама,

девушка одна снится.

Кто — непонятно даже:

как-то не прояснились

черты, но одна и та же,

а раньше — разные снились.

Приветливей были лица,

сны — легкими, во хмелю,

а эта, мам, как приснится,

так говорит: «Не люблю».

Спокойно, мам, так и прямо.

Молвит — и тает в ночь.

А у меня сразу — яма:

сердце вынуто прочь.

Ты ворожишь, и травы

ты собираешь, мать,

дай мне такой отравы,

чтоб никогда не спать.

* * *

Хорошо гулять с собакой

в нашем парке поутру,

веской палкой, сучковатой,

с ней поддерживать игру,

далеко в кусты бросая

и на длинные скачки

снисходительно взирая

сквозь солидные очки.

* * *

Когда спаниели

выходят за двери,

не знаю я, птицы они

или звери:

если они разбегаются,

уши у них развеваются

и (наблюдаю сквозь пыль я)

двигаются, как крылья.

* * *

Мы теряли ключи, мы теряли зонты,

мы считали ворон городской суеты,

но при этом совсем не считали потерь

и не знаем вообще-то, что делать теперь.

Потерялась любовь, где-то бродит одна,

позабывшая наши с тобой имена,

в мешанине вечерних огней и машин.

Отчего мы за нею скорей не спешим?

Потерялась любовь, где-то бродит одна,

заходя в совершенно чужие дома,

узнавая себя в стылых стеклах витрин.

Отчего мы на месте так долго стоим?

Потерялась любовь, где-то бродит одна.

Вот опять показалось, что это она

в уходящем метро промелькнула на миг,

но наш город для этого слишком велик.

Песня

По Волге в дни весенние

эскадрой на юга

уходят льды последние,

последняя шуга,

а в дымке различается,

что взмахами руки

к нам кто-то обращается

с той стороны реки.

Заброшены слободкою

обычные дела,

и каждый занят лодкою:

кипит в ведре смола,

и в дымке различается,

что взмахами руки

к нам кто-то обращается

с той стороны реки.

И в мыслях ясно грезится

от пристани стезя,

ведь очень нужно встретиться,

не встретиться — нельзя,

ведь в дымке различается,

что взмахами руки

к нам кто-то обращается

с той стороны реки.

Костры

1

Славный танец!

Странный танец.

Я еще не африканец,

но уже не европеец —

у костра ночного, греясь,

наша кружится орда.

Пламя жарящее близко,

не считая долей риска,

в черноту за искрой искра

улетают, в никуда.

Кем мы были?

Где мы жили?

Отчего мы позабыли

даже то, что так любили?

Неужели — навсегда?!

2

Просидели всю ночь у костра

первобытные брат и сестра.

Первобытные слушая трели,

в первобытное небо смотрели,

рассуждали о том, что есть доля

правды в Общей теории поля.

* * *

С той стороны на Луне есть кратер,

названный в честь Пастера.

Там средь обломков комет и вмятин

темная есть пещера.

На фотоснимке ее глазница

благ не сулит нисколько,

но почему-то мне поселиться

хочется в ней — и только.

На островах в океане племя:

все как один — рахиты.

Там я на дочку вождя-пигмея

тайно имею виды.

Из каннибалов хотя девица,

кожей черна, как ночка,

я почему-то хочу жениться

только на ней — и точка.

Так что имею два интереса,

вкупе — одну химеру,

что согласится со мной принцесса

в кратер лететь, в пещеру.

* * *

Ночью волк на светило молится,

излагая заботы вслух.

И луна для него — как Троица.

К основному инстинкту глух,

волк рискует семьей и логовом,

но нездешнему всякий раз

вновь поет о своем, о волковом,

и с прицелом в иконостас,

не имея, как люди, рученек,

мордой тянется, и зане

всякий волчий святой и мученик

умиляется в вышине.

* * *

Нужно будет дождаться,

когда ты войдешь,

после этого взяться