Новый мир, 2000 № 05 - [32]

К тем же самым шестидесятым — семидесятым годам относились и отечественные марки «Темп», «Висти», «Виру». Тут были как традиционные расфасовки в виде цилиндриков и тюбиков, так и своеобразно-советские пластинки, обернутые в серебристую фольгу, по форме напоминающие полоски детского пластилина. А жидкие мази «Виру» выпускались в круглых банках, в которых теперь продают масляную краску.

С огромными трудностями Михаил столкнулся, когда начал искать мазь послевоенного периода. Вскоре выяснилось, что ничего импортного в те времена не было, поскольку «железный занавес» был непроницаем не только для предметов материального мира, но не пропускал даже звуковые колебания, которые люди используют при разговоре. Все наши великие чемпионы мира и олимпийских игр — Федор Терентьев, Павел Колчин, Николай Аникин, Владимир Кузин, Любовь Козырева, Валентина Царева, Маргарита Масленникова, Алевтина Колчина, — все они бегали на отечественных мазях, которые не могли соперничать с продукцией развитой западной спортивно-химической индустрии. И побеждали зарубежных соперников не только за счет неимоверного здоровья, но прежде всего благодаря нечеловеческой воле, которая, будучи прерогативой советского человека, была способна творить чудеса. Все наши великие чемпионы бегали на так называемой «самоварке»: ее на основании личного опыта и интуиции собственноручно варили тренеры из самых разнообразных компонентов, среди которых важнейшее место занимала смола деревьев хвойных пород, и прежде всего — сибирского кедра.

Михаил мучительно долго пытался отыскать хотя бы одну разновидность этой самой самоварки. Хоть на один температурный диапазон — скажем, от минус трех до минус семи. Нынешние тренеры о таком, конечно, что-то слышали, но в глаза не видывали.

Долго Михаил читал подшивки газет полувековой давности, ходил по советам ветеранов, ездил по разным городам. И наконец-то счастье ему улыбнулось. В деревне Зуевка Читинской области он нашел восьмидесятилетнего деда, варившего в свое время мазь, на которой бегала легендарная послевоенная сборная страны. Звали его Алексеем Петровичем Стукаловым.

Дед долго ворчал насчет нелепой причуды Михаила заиметь кусочек некогда гремевшей на всю страну «стукаловки». Немного смягчился лишь тогда, когда незваный гость вытащил из рюкзака две бутылки водки. Долго рылся в сенцах и, кряхтя то ли от радикулита, то ли от предвкушения выпивки, принес крохотный обмазок чего-то темно-серого и дурно пахнущего. Это было все, что у него сохранилось.

Михаил спросил: помнит ли Петрович рецепт и мог ли бы сварить ему за ящик водки весь набор мазей на разные температуры? Петрович конечно же помнил. И велел приходить за заказом через три дня.

Через три дня дед протянул Михаилу завернутый в районную газету кусок вещества, по форме и цвету напоминавший советское хозяйственное мыло ГОСТ 60790-63. Протянул со словами: «На подъеме как на гвоздях держит, а со спуска несет как в преисподнюю!» — «Я же просил на все погоды», — сказал в недоумении Михаил. «Так оно и есть, эта штука на все погоды и есть: от минус тридцати до минус сорока», — невозмутимо ответил Алексей Петрович. «Как это?» — обалдел Михаил. «А так это! Раньше в стране погода была лютая. Зимой меньше тридцати градусов не было. И люди были соответственные, железные были люди. Если приказывали, то на лыжню не то что без одной — без двух ног выходили!»

* * *

Федор до поры до времени чуть ли не боготворил все, что было связано с курением. Однако коллекционировал только пепельницы. Хотя мог бы собирать еще и зажигалки, и спички, и трубки, и мундштуки, и портсигары. Но он решил ограничиться именно пепельницами. Хотя что значит — решил? Все наши решения диктуются нам откуда-то свыше или сниже, сбоку или исподтишка, нашептываются подсознанием или насильственно вдалбливаются средствами массовой информации. И вся эта совокупность «полезных советов» именуется нами не иначе как Рок или Судьба. Именно с большой буквы и с огромными последствиями.

Итак, Федор собирал пепельницы. К тому моменту, когда врачи поставили ему окончательный, не подлежащий обжалованию диагноз, в коллекции Федора было уже более трехсот самых разнообразных приспособлений для стряхивания сигаретного, папиросного, сигарного и трубочного пепла. Если бы это были предметы естественного, природного происхождения, то для них можно было бы подобрать какую-нибудь единую классификацию. Однако для рукотворных предметов стройная систематизация, опирающаяся на изящную логику, невозможна. Ибо человек куда изощренней природы.

Его пепельницы можно было бы сгруппировать по материалам, из которых они были сделаны. Тут были и стекло, и чугун, и цветные металлы, и дерево, и камень, и пластмасса, и керамика, и раковины морских и речных моллюсков, и кость, в том числе и человеческая, и даже пропитанная особым составом бумага. Но можно было классифицировать их и по странам-производительницам. По форме и габаритам. По стоимости. По дизайну. Даже по заложенным в них побочным функциям. У Федора были музыкальные пепельницы, пепельницы-часы, пепельницы-калькуляторы, пепельницы-телевизоры, пепельницы-зажигалки, пепельницы-кастеты, порнопепельницы… Была даже пепельница, содержавшая полный текст Евангелия, набранный крохотными латинскими буквами. Или пепельница, в недрах которой находилась небольшая бомба с часовым механизмом, вполне работоспособная.