Новый элексир профессора Джибберна - [5]

— Идем дальше, — отвечал Джибберн.

Мы пробирались между загромождавшими дорогу купальными креслами. Пассивные позы некоторых из сидевших в этих креслах казались почти натуральными, но зато на кривляющиеся фигуры музыкантов в ярко-красных костюмах было положительно больно смотреть. Небольшой джентльмэн с багровым лицом застыл в борьбе ветром, развевавшим его газету; по всему было видно, что все эти господа должны были чувствовать довольно сильный ветер, тогда как для нас он положительно не существовал. Мы отошли несколько в сторону от толпы и, остановившись, стали наблюдать за нею.

Все эти люди, казалось, были внезапно превращены в неподвижные восковые фигуры и представляли из себя поистине удивительное зрелище. Все это было, конечно, бессмысленно, но я, те мне менее, преисполнился торжествующего сознания собственного превосходства. Подумайте только, сколько во всем этом заключалось чудесного!

Все, что я говорил, делал и думал с того момента, как это таинственное средство проникло в мои жилы, все это, говорю я, произошло в мгновение ока.

— Новый элексир… — начал было я, но Джибберн не дал мне досказать.

— Вот она, эта ужасная старуха! — воскликнул он.

— Какая старуха!

— Которая живет рядом со мной и держит лающую собаку. О, Боже, соблазн слишком велик.

Джибберн иногда бывает удивительно ребячлив и действует по первому побуждению. Не успел я вмешаться, как он бросился вперед, схватил несчастное животное и пустился с ним бежать по направлению к находившейся на берегу скале. Все это произошло самым необыкновенным образом. Несчастное существо не пыталось ни освободиться, ни лаять и не подавало никаких признаков жизни. Оно сохраняло свой вид полусонного спокойствия в то время, как Джибберн держал его за шиворот. Казалось, что он бегает с деревянной собачкой в руках.

— Джибберн, пустите ее! — закричал я ему вслед. — Если вы будете так быстро бегать, то, чего доброго, ваше платье загорится. Ваши полотняные панталоны и так уже начинают тлеть и приняли бурый оттенок!

Он приостановился и нерешительно хлопнул себя по колену.

— Пустите ее, Джибберн, — продолжал я кричать, догоняя его. — Я не могу вынести этой жары! Это все оттого, что мы так бежали! Шутка ли сказать, две или три мили в час! Надо принять в соображение трение воздуха!

— Что? — спросил он, разглядывая собаку.

— Трение воздуха! — кричал я. — Трение воздуха! Слишком быстрое движение! Вспомните о метеоритах и тому подобных вещах. Невыносимо жарко. И еще, Джибберн, Джибберн, я чувствую ужасный зуд во всем теле и страшную испарину. Публика начинает слегка двигаться… Кажется, «элексир» перестает действовать. Пустите собаку.

— Ну? — спросил он.

— Перестает действовать, — повторил я. — Мы слишком согрелись, и ваше средство перестает действовать! Я промок насквозь!

Он поглядел на меня и на оркестр, музыка которого действительно становилась все слышнее и слышнее, затем сильно размахнулся и отбросил от себя собаку, которая, продолжая оставаться в том же бесчувственном состоянии, взлетела вверх и повисла в воздухе над сомкнутыми зонтиками небольшой группы болтавших людей. Джибберн схватил меня за локоть.

— Клянусь небом, — воскликнул он, — кажется, вы правы! Какой-то острый зуд и… этот человек в самом деле начинает шевелить своим носовым платком! Это ясно заметно. Надо спасаться!

Но мы не успели убраться вовремя. Да оно, пожалуй, и к лучшему. Мы, вероятно, пустились бы бежать, а если бы мы побежали, то мы бы, наверно, загорелись. Я в этом почти уверен! Понимаете, ведь это ни одному из нас не пришло в голову… Но прежде чем мы успели об этом подумать, действие элексира вдруг прекратилось. Это было дело минуты, даже менее чем секунды. «Новый элексир», как по мановению руки, внезапно перестал действовать. Занавес упал и представление кончилось.

Около меня раздался испуганный голос Джибберна.

— Скорей садитесь, — проговорил он, и я поспешил опуститься на траву.

На том месте, где я сидел, до сих пор виднеется пятно сожженной травы. При этом все вокруг меня внезапно вернулось к жизни; издаваемые оркестром беспорядочные звуки превратились в громкую музыку, гуляющие люди задвигали ногами и продолжали свою прогулку, флаги начали развеваться, улыбки перешли в слова, кланявшийся господин докончил свой поклон и учтиво прошел своей дорогой, и вся сидевшая публика задвигалась и заговорила.

Весь мир, казалось, снова пробудился к жизни и жил нисколько не быстрее, нежели мы, или, вернее, мы жили нисколько не быстрее, чем все остальные люди.

В продолжение одной или двух секунд мне казалось, что все вокруг меня закружилось, и я испытал легкое чувство тошноты, и только. Что касается маленькой собачки, которая, которая, казалось, повисла в воздухе, брошенная рукой Джибберна, то она вдруг с необыкновенной быстротой упала прямо сквозь зонтик одной из присутствующих лэди. Это было нашим спасением. Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь заметил наше появление, кроме плотного старого джентльмэна, сидевшего в кресле, который, без сомнения, нас видел и потом несколько раз окинул нас подозрительным взглядом и даже, кажется, сказал про нас что-то своей сиделке. Мы появились совершенно внезапно. Мы почти сразу перестали тлеть, хотя трава, на которой мы сидели, все еще казалась неприятно горячей. Внимание всех присутствующих, не исключая и оркестра попечительства об общественном развлечении, который впервые за все время своего существования, сбился с такта, было поглощено всем случившимся: странным лаем и волнением, вызванным удивительным и непонятным фактом, что изнеженная комнатная собачка, лежавшая справа от оркестра, провалилась сквозь зонтик дамы, сидевшей с левой стороны, причем шерсть собачки оказалась как будто слегка опалена — обстоятельство, которое объясняется необыкновенной быстротой ее движений в воздухе. И все это произошло в наше нелепое время, когда всякий из нас так глупо верит во все сверхъестественное и в предрассудки! Все повскакали с мест и натыкались друг на друга, стулья опрокидывались, полицейские суетливо бегали. Не знаю, как все это кончилось; мы были слишком озабочены, как бы выпутаться из этой истории и скрыться с глаз старого джентльмэна в кресле, и потому пропустили много подробностей. Как только мы достаточно простыли и оправились от головокружения и дурноты, мы тотчас же вскочили и, обходя толпу, направились по дороге, пролегающей несколько ниже «Метрополя», по направлению к дому Джибберна. Однако, среди окружавшего нас содома я отчетливо расслышал непозволительные слова и угрозы, с которыми господин, сидевший около дамы с пострадавшим зонтиком, обращался к одному из служителей, на фуражке которого красовалась надпись «надзиратель».