Новый директор - [23]

— Не слышу! Погромче!

Петухов шмыгнул носом, откашлялся и тихо произнес:

— Максим.

— Максим! Хорошее имя. Кинокартину «Юность Максима» смотрел?

Вместо ответа мальчик кивнул головой.

— Опозорил ты свое имя, Максим! Как по отцу? Отчество твое как?

Петухов поднял голову и большими глазами, в которых можно было прочесть страх, и отчаяние, и горе, и даже любопытство, посмотрел на следователя.

— Что это ты вдруг оробел? Когда воровать пошел, не боялся, а здесь испугался. Я спрашиваю, как зовут отца?

— Не знаю. У меня нету…

— Отца нет. Так и запишем. А мать?

— Мать есть.

— Где она работает?

— Она портниха. В ателье мод работает.

— Портниха!? — с удивлением спросил Константин Семенович.

Глядя на одежду мальчика, трудно было предположить, что мать его умеет шить.

— Она у тебя родная?

— Родная.

— Ну, а как она зарабатывает? На жизнь хватает?

— Ей-то хватает, — всё с большей охотой отвечал Петухов, усаживаясь поудобней.

— А на тебя хватает?

— А мне что… Мне много не надо. Я за модой не гоняюсь. И хлеба маленько ем…

— Значит, и тебе хватает?

— Ясно, хватает.

— А зачем же ты тогда пошел воровать?

И снова Петухов принял прежнее положение, опустил голову на грудь.

С минуту Константин Семенович молчал, разглядывая на макушке огненные завихрения давно не чесанных волос. Он вспомнил, что этот преступник, как и Николай Садовский, учится в «его» школе, а значит, им предстоит еще встречаться.

— Ну что же ты замолчал? Если совесть у тебя не совсем пропала, если душа чистая, отвечай правду. Зачем ты пошел воровать?

Такая постановка вопроса задела мальчика за живое. Он с трудом проглотил накопившуюся слюну и внятно ответил:

— А я хотел голубей купить…

— Так. Голубей решил купить! А где ты их держать собирался?

— А на чердаке. У нас в доме хороший чердак, Я туда с Колькой ящиков натаскал…

— Садовский тоже голубей любит?

— Нет. Он больше на технику нажимает. Ящики он мне помогал… Мы и всегда так: когда надо, я помогаю…

— Как же так получается, Максим? Голубей разводить дело хорошее, это всем известно.

— Ну не всем… Есть такие вредные… будто им голуби помешают!

— Есть и такие, но я говорю вообще… Ты как считаешь: голубей держать — дело хорошее?

— Ясно, хорошее!

— Вот! Я тоже считаю, что это хорошо. Ну, а воровать? Как же можно хорошее дело с позорным смешивать? Я уверен, что голуби, если бы ты их на ворованные деньги купил, моментально бы передохли.

— Ну да… А чего им дохнуть? — больше с удивлением, чем с недоверием, спросил Петухов.

— А разве ты никогда не слыхал, что чистое дело надо чистыми руками делать. Не понимаешь? Ну, возьмем такой пример… Руки у тебя нефтью перемазаны, а товарищ попросит хлеб разломать…

— Так я же запачкаю…

— Вот именно! Хлеб запачкаешь нефтью, испортишь, и есть его будет нельзя. Так и всякое дело. Понял?

— Понял.

Нет. Максим ничего не понял, и это было видно по глазам. По-прежнему они с любопытством и некоторым опасением смотрели на следователя, и ничего нового в них не появилось.

— Вот если бы ты заработал деньги, да на них купил голубей, вот это было бы чистое дело. Я бы тебя за это уважал.

— А где заработать? — со вздохом спросил Петухов. — Вы думаете, мы не пробовали? Нигде не принимают. Говорят, что малолеткам работать воспрещено.

— Почему запрещено? Смотря где работать, — неопределенно возразил Константин Семенович.

— Да везде воспрещено. Мы хотели у одной тетеньки дрова распилить в нашем дворе, так другая стала ругаться. Говорит, незаконно малолетних эксплуатировать. А та тетенька и говорит: «Ну вас, свяжешься с вами, только неприятности наживешь»… А потом мы просились в овощной магазин чего-нибудь помогать, а директор говорит: «Вы больше украдете, чем напомогаете» А потом Колькина сестренка хотела нас на барахолку послать чулки продавать, а потом раздумала: «Попадетесь, говорит, а потом за вас отвечай».

— Та-ак! Потому-то вы и решили в ларек залезть! Чего проще! — проговорил Константин Семенович, откидываясь на спинку стула.

Мальчик был прав. И разве в Ленинграде он один? Петухов хотел купить голубей. Но есть и другие, и немало подростков, желающих просто помочь своим одиноким матерям. А где они могут заработать? Подходящая работа есть на каждом шагу, но в понятие «счастливое детство» труд не включен. Больше того. Оберегая здоровье детей от излишнего утомления, у нас на детский труд стали смотреть вообще как на какое-то преступление. Правда, последние два года на страницах газет и журналов делаются осторожные попытки поднять вопрос о самообслуживании, общественно полезном труде, о трудовом воспитании.

— Ну, а стыдно вам не было? — после некоторого молчания спросил Константин Семенович.

Мальчик с удивлением посмотрел на следователя:

— А чего стыдно? Мы же не девчонки!

— Та-ак! А теперь скажи мне, кто из вас первый додумался залезть в ларек?

— Я! — сразу сознался Петухов.

— Ты? А Садовский говорит, что он. Кто из вас врет?

Мальчик смутился, опустил голову и неуверенно пробормотал:

— Он врет.

— А я думаю, что оба вы врете. Да, да! Врете! Только я не выяснил еще, зачем это вы врете, зачем выгораживаете Гошку Блина?

Петухов от удивления вытаращил глаза. Было ясно, что эту кличку он слышит первый раз.