Новый директор - [18]

— Про меня? А что я? У меня всё в ажуре. На талоне одна дырка. Могу предъявить. Права у меня с собой.

— Подождите! — остановил его Горюнов. — Вы не только шофер, но еще и отец… Или вы забыли об этом? Чтобы водить машину, нужно знать технику, нужно иметь права, а чтобы воспитывать детей, ничего такого не нужно. Так?

— Ну вот еще… Новое дело, — недовольно пробормотал Садовский. — Какие там права… Они будут шкодить, а я отвечай. Не выйдет это, товарищ следователь! А в крайнем случае спрашивайте с жены. Это ее дело! Она воспитывает! Я не касаюсь.

— Вот как! Вы не воспитываете детей! А когда сына бьете, это как называется?

— Сына бью? А кто это вам сказал?

— Догадаться нетрудно.

— Ну и бью. А что особенного? По-вашему, и поучить нельзя?

— Значит, воспитанием всё-таки занимаетесь.

— Какое же это воспитание… Так, для острастки иногда… под горячую руку.

— Вернее, под пьяную руку!

Садовский с удивлением посмотрел на следователя, погладил себя несколько раз по шее, словно на ней был тугой воротничок, и пожал плечами.

— Чудно́! Откуда вам это всё известно… Колька, что ли, наболтал? Только он не из таких. Из него и слова не вытянешь. Говорят, он куда-то в ларек забрался, подлец!

— Сын у вас очень хороший.

— Хороший?

— Да. Любознательный, отзывчивый, смелый… Прекрасный мальчишка.

— А попал в угрозыск. У вас он, что ли, ночевал?

— Если отец его так воспитывает…

— Я-а? Да вы что… совсем за дурака меня считаете?..

— Хуже! — сурово сказал Константин Семенович. — С дурака и спрашивать нечего. Вы не дурак, а безответственный человек. Это хуже, чем дурак.

— Например? Какие у вас факты, что я безответственный?

— Посмотрите на свою спецовку.

— Далась вам эта спецовка!

Посылая вчера повестку Садовскому, Константин Семенович не предполагал, что Коля быстро сознается, раскается и с детской доверчивостью ответит на все вопросы. У сильно испорченных детей обычно бывает трудно добиться признания. Мальчик не оправдывался, не жаловался, не сказал ни одного плохого слова о своей семье, об условиях, в который он живет, но Константин Семенович понял, почему Коля не считает свой поступок позорным.

Кража! А что в этом особенного? Не надо попадаться. Не пойман — не вор. Да, он знает, что за это наказывают, если поймают. Ну и что? Ну, пошлют в колонию. Там тоже ребята. Там хорошо кормят, одевают. И там даже интересней, чем дома. А что ему жалеть! Школу не жалко. Семью не жалко…

Все эти слова были сказаны мальчиком во время откровенного разговора со следователем.

Каждый раз, допрашивая малолетних преступников и размышляя о причинах детской преступности, Константин Семенович вплотную подходил к пониманию чего-то важного, а может быть, и главного, и каждый раз оно ускользало, терялось в другом, второстепенном: влияние улицы, семья, дурная компания, романтика, распущенность и очень редко — нужда…

Из беседы с Колей Константин Семенович неожиданно для самого себя ухватил и понял то главное, что давно искал. В Колиной жизни не было перспективы. Занятия в школе были для него обязательной и очень скучной повинностью: слова, слова, слова… И за этими словами не было ничего интересного. Мальчик не мечтал, не горел чем-то таким, что, с его точки зрения, самое увлекательное, заманчивое и что должно случиться завтра, через неделю или хотя бы через полгода, если хорошенько постараться. А если нет перспективы, то ему действительно нечего жалеть.

Ну, а как у других детей?

Безусловно, есть семьи, и их немало, где родители понимают, что дети должны жить не только для далекого будущего, но и во имя каких-то близких, понятных детскому опыту идей, каких-то увлекательных дел…

Вопрос был ясен. Ничего нового Садовский-отец сказать не мог, но Константину Семеновичу хотелось, чтобы этот человек, раз уж он его вызвал, задумался о своей ответственности и понял, что влияние родителей на детей происходит иногда помимо их воли и желания.

— Где вы работаете, гражданин Садовский? — спросил он.

— На автобазе райпищеторга.

— Развозите продукты по магазинам?

— Точно так.

— А много вам перепадает из этих продуктов?

— Как это «перепадает»? — явно собираясь обидеться, спросил Садовский.

— У хлеба не без крох, как говорят. Не будете же вы уверять меня, что никогда, ничего, ни капли…

Шофер пристально посмотрел в глаза следователю и неожиданно прозрел. Вместо недоумения на лице появилось понимающее, снисходительное выражение.

— А-а… это точно. Это вы правильно! — согласился он. — У хлеба не без крох. Бывает, конечно, но только самая малость. Если директор магазина сочувствует или на базе излишки…

— Спишут что-нибудь, — в тон ему подсказал Константин Семенович.

Садовский засмеялся и закивал головой:

— Вот, вот. Это точно. Вы здесь в курсе. Смешно было бы отрицать. В нашей работе всякое может случиться. Конечно, и шоферу кое-что перепадет… но только самая малость. Крохи! — охотно заговорил он. — А что делать? Заработки у нас сами знаете какие? А потом я вам вот что скажу, товарищ следователь… На торговых работников часто как смотрят? Берёт человек — говорят «берёт». А если не берёт — всё равно говорят «берёт». Разве не так? Вот я и считаю, что уж лучше брать. Не так обидно. Будь ты честный, порядочный, идейный, так сказать, — всё равно не поверят.