Новые записки матроса с «Адмирала Фокина» - [22]

Большой Зам побежал тогда жаловаться командиру БЧ-5 Ериксонову, а годки, в свою очередь, поспешили изъять с верхней палубы ищущего подручный инструмент для осадки кнехта целеустремленного матроса. На всякий пожарный.

Как Хасан в партию вступал

Комиссар спрашивает революционного матроса:

– Что про меня матросы на корабле говорят?

– Да, птицей какой-то называют.

Комиссар, расплываясь в улыбке – Орел?

– Да нет.

– Сокол?

Да нет! Матрос стучит пальцем по обшивке.

Комиссар с обидой – Дятел что ли?

– Да нет!!

– А как?

– О, вспомнил! Долбо*б!!!

(Шутка юмора)

Шел тёплый месяц май 1987 года. Мой первый самый трудный год службы подходил к концу. Для Романа Фролова и ребят из его призыва наступила их третья, последняя весна на корабле. Для них не за горами было долгожданное возвращение домой. В это время полным ходом шла подготовка к ходовым испытаниям нашего, только что отремонтированного в заводе крейсера. Сверкая новыми деталями, начищенный и надраенный корабль ускоренными темпами готовился к своему первому выходу в море.

Как-то под вечер Рома и ещё человек пять годков набились в ПЭЖ (пост энергетики и живучести), и оживлённо обсуждали ситуацию, сложившуюся в связи с планируемым переходом крейсера из Владивостока, мимо Сахалина и Курил, на Камчатку. Были все основания опасаться, что это могло стать удобным предлогом, чтобы задержать опытных дембелей на корабле на месячишко, другой, третий.

Тут к ПЭЖу приблизился вечно улыбающийся своей слащавой улыбкой годок Хасан Мерзаев. Недавно Хасан «залетел». Дежурный офицер застукал его, когда он тычками заставлял своего же земляка карася-узбека стирать свои грязные носки – караси. Корабельный комсорг созвал по этому поводу внеочередное комсомольское собрание и впаял Хасану строгий выговор с занесением в учетную карточку.

Что означает слово «выговор» Хасан не понял. «Учетный картычка» он «ваще попа витирал». Но его обидело то, что комсорг на этом собрании назвал его просто: «Хасан – отрицательный минус нашего коллектива». И дело не в том, что Хасан, конечно, считал что он «пилюс», просто ему очень нравилось, что на таких собраниях его всегда называли не «чурка», и не просто «Хасан», а уважительно и по фамилии – «комсомолец Мерзаев». Был в связи с этим комсомольским собранием и ещё один «щекотливый» для Хасановой челюсти момент. Самым нежелательным для него было то, что обо всей этой неприглядной истории с «карасями» теперь знал весь экипаж.

Дело было в том, что стирка чужих грязных карасей на флоте всегда – табу. Причем табу в обе стороны. Во-первых, карась ни в коем случае не должен соглашаться на стирку чьих-либо карасей, то бишь, носков. Во-вторых, сам годок не должен заставлять стирать свои грязные носки карасей. Это как раз один из тех редких случаев, когда отказ карася выполнять конкретное указание годка не карался, а наоборот приветствовался. А принуждение карася силой считалось неправильным и низким. Годок имел право заставить карася стирать что угодно: голландку, штаны, но только не караси. Ничего не поделаешь: тонкости флотской неформальной иерархии и этикета.

Хасан Мерзаев нарушил неписаный флотский этикет. В тесном мужском коллективе это не могло пройти для Хасана полностью без последствий. Появление Хасана около ПЭЖа напомнило Роману эту историю, и он не мог отказать себе в удовольствии немного с ним поквитаться:

– Ребята, – прошептал он, – надо бы развести Хасана…

– Что ты придумал? А нам-то, что делать надо? – посыпались со всех сторон заинтересованные вопросы.

– Короче, разводить буду я. А вы мне подыгрывайте, по ситуации. Добро?…

Когда стриженая голова Хасана поравнялась с открытой дверью ПЭЖа, Краб громко, делая вид, что продолжает давно начатый разговор, произнёс:

– Вот я, ребята, и не знаю даже, что делать?… Вступать в партию или не вступать? Говорят, что надо…

При слове «партия» Хасан замер у двери и сделал вид, что внимательно разглядывает какое-то пятно на палубе. «Партия» – это тебе даже не «Комсомолец Мерзаев», это очень круто. Коммунистами на корабле числились, в основном, офицеры. Из матросского состава человека три и только по личному, особому благословению самого Большого Зама. Заметив, что Хасан клюнул, Рома с воодушевлением продолжил:

– Никак, ребята, не могу решиться…

– Да, что ты паришься? – подыграл Танк. – Вступай, давай!

– Конечно, вступай… Что в партию, что в говно… Тебе какая разница? – подключился Витя Ткачёв по кличке «Ткач».

– Да ну, ребята, предложение от этого козла Большого Зама, даже серьезно рассматривать не хочется…

– Да, ладно, зато тебя будут коммунистом называть, будут уважать, на партсобрания приглашать… – покосился глазами в сторону Хасана «Ткач».

Хасан не выдержал и просунулся в ПЭЖ:

– Сьлюшай, что такой, а? Что говоришь?

– Да, вот, Хасан, – объяснил Краб, – нам тут всем Большой Зам предложил вступить в партию … Ему разнарядка на семь дембелей пришла из политотдела штаба флота … И главное – без кандидатского стажа! Для укрепления в годках политической сознательности…

Ребята, как бы не замечая Хасана, дружно принялись агитировать Краба за вступление в партию. И когда тот уже почти согласился, Хасан не выдержал: