Новые волны - [81]
Я побрел наверх в поисках игры, в которую смогу сыграть без инструкций. На третьем этаже обнаружил автомат «Пакман». Но это был не обычный, хорошо знакомый мне «Пакман», а новая вариация, требовавшая четырех игроков. Я смотрел, как играет группа японских подростков, следил за происходящим на экране. Идея казалась похожей: сжирай белые точки, убегай от призраков. Но неясно, нужно ли играть в сотрудничестве или соревнуясь. Подростки поддразнивали друг друга всякий раз, как кого-то ловил призрак, и издавали радостный клич, когда Пакман съедал призрака. Похоже, это весело. Когда раунд закончился, один из мальчишек предложил мне занять его место. Я сказал, что мне нравится наблюдать, но он настаивал, выразительно указывая на автомат.
Там стояли двое мальчишек – повыше и пониже – и девочка с короткой стрижкой и челкой. Они радостно закивали, когда я подошел к аппарату.
– Что мне делать? – спросил я.
Мальчики не ответили. Девочка захихикала и ответила: «Пакман». Похоже, они не говорили по-английски.
– Знаете, у меня была подруга, которая обожала «Пакман», – сказал я. – Она раскрыла мне все хитрости.
Игра началась с веселой трелью, и внезапно наши Пакманы стали поедать маленькие точки, издавая при этом хлюпающие звуки.
– Синий призрак – самый опасный, – заявил я. – Он пытается обогнать тебя и запереть в ловушке.
– Ано дзи сан ва дзутто ханаси-о суру но ка? – спросил коротышка.
– Дзэмбу торикку ситтэ иру ё на хито-ни мэття ябай нээ, – ответил высокий.[35]
– Но синий призрак движется относительно красного, так что за тем тоже нужно следить.
– Ано яро ваг э му дакэ ситэ, тада дамарэ.[36]
Девочка захихикала.
Когда игра закончилась, трое подростков поклонились и поблагодарили меня по-английски. Они смеялись не переставая, и я вдруг тоже засмеялся. Я не понимал, что тут смешного, но на мгновение я почувствовал себя желанным гостем.
Джилл, привет!
Наверняка ты не желаешь меня знать (я едва сам хочу сейчас себя знать). Но я в Токио (долгая история), и мне показалось неправильным не написать тебе (я понимаю, что впервые пишу тебе письмо).
Мы как-то обсуждали, что Марго была одержима Японией, что она всегда хотела сюда приехать. Я теперь ее понимаю. Это столица интровертов. Только вот почти все тут японцы. Я могу бродить весь день и не встретить белого человека, а черного не увидеть и за несколько дней. Марго бы тут выделялась. Не знаю, затруднило бы это ей жизнь в Токио, но она всегда хотела жить там, где чувствовала бы себя своей. Токио таков и не таков. Город будто создан для нее, но заселен не похожими на нее людьми.
Я ходил на кладбище, о котором ты мне рассказала (футуристическое кладбище с тысячами статуэток Будды в светодиодах, ты показывала мне его как-то в телефоне). Это еще великолепней вживую, оно меньше и уютней, чем на видео, еще прекраснее. Цвета меняются словно по дуновению ветра, а не благодаря программе. Мне это показалось очень трогательным. Может, однажды ты тоже сюда приедешь и все увидишь.
Я подумал, раз Марго не смогла приехать в Японию сама, может, это стало бы для нее подходящим местом упокоения. Места продаются, еще есть маленькие светодиодные Будды. Они очень дорогие (3 250 000 иен, примерно 40 тысяч долларов), но мне недавно перепала круглая сумма (вполне легально, хоть и аморально), так что я купил. Обычно прах человека хранится в маленьком ящике позади Будды, но ты ведь знаешь, что Марго похоронили. Так что вместо урны я положил туда айпод, который ты мне дала, – со всеми записями Марго, всеми рассказами, которые она надиктовала (насколько мы знаем). Понимаю, я хороню не физические останки Марго, но в каком-то смысле здесь остается ее духовное присутствие (полагаю, большинство назвали бы это душой).
В общем, я не ожидаю, что ты ответишь на это письмо. Понимаю, никто не хочет получать длинные письма от бывших (если формально я твой бывший). По большей части я хотел извиниться за то, как все закончилось (прости), а еще сказать, что ты не получишь назад свой айпод (прости).
Лукас
Я неделю бродил по Синдзюку, слонялся по барам, в которых выделялся. Я предпочитал пить в одиночестве, и хотя японцы оставляли меня в покое, в барах было шумно, часто пели караоке. Не знаю, есть ли что хуже пения перед незнакомцами, разве что слушать, как поют другие, и мечтать хотя бы о секунде тишины и покоя.
В итоге я забрел в «Ползком». В бар вела лестница, я поразился, увидев внутри лишь стойку и четыре стула. Название оказалось метким. Больше ни на что не хватало места, все пространство составляло максимум сотню квадратных футов – меньше моей спальни в Куинсе.[37]
В баре находился лишь бармен, высокий жилистый японец, на вид слегка за шестьдесят. С длинными седыми волосами и аккуратно подстриженными седыми усами. В ярко-желтой гавайской рубахе с принтом в виде затейливо прорисованных ананасов.
Я попросил виски.
– Американец? – спросил он.
– Это так очевидно?
– А, да, весьма. – У него был хороший английский, хотя он тщательно выговаривал каждый слог, словно в программе для обучения языку. – Как тебя зовут?
