Новые волны - [62]
Но когда я вернулся на этаж службы поддержки, чтобы сообщить Нине, что ей не нужно беспокоиться об увольнении, ее нигде не было. Я снова заглянул на лестницу. Никого. Спросил Томпсона, не видел ли он ее.
– Она ушла.
– Куда она пошла?
– Нет, ты не понимаешь, мужик, – с нажимом сказал Томпсон. – Она ушла.
– Не знал, что у тебя есть машина.
– Я редко ей пользуюсь, – ответила Джилл. – В основном держу ее, потому что обожаю тратить свои гроши на автостраховку. А еще обожаю перепарковывать машину каждые несколько дней, чтобы ее не утащил эвакуатор.
– По крайней мере, вылезаешь из дома.
– Боже, я пошутила, но думаю, ты прав: я бы и не выходила из квартиры, не будь этой дурацкой машины.
С сумками в руках мы брели по улице, обсаженной деревьями, в поисках машины Джилл. Она забыла, где припарковалась. Где-то в этом квартале. Мы обошли его пару раз, и когда наконец нашли потрепанную «хонду аккорд» 1994 года, Джилл воздела руки в притворной радости из-за отсутствия штрафа за парковку на грязном ветровом стекле.
После пятницы со всей этой руганью в прессе, обрушившейся на команду модераторов, Джилл решила, что стоит уехать на выходные, – пожалуй, самый заботливый поступок, который кто-либо совершил ради меня. Я распечатал маршрут длиной в две страницы. По дороге из Бруклина по направлению к мосту Джорджа Вашингтона мы попали в пробку. Но после нее путь был свободен.
– Хочешь включить музыку? – спросила Джилл, передавая мне шнур айпода.
– Может, включим рассказы Марго? – предложил я. – Там еще много тех, что я не слышал.
– О, круто. Конечно. Отличная мысль.
– Ты хочешь послушать что-то другое?
– Нет, давай Марго. Конечно.
Я подключил айпод, и рассказов хватило до конца пути – из Бруклина, вверх по I-87, прочь из города. После двух с половиной часов легкой дороги мы оказались у дома, который Джилл сняла для нас. Подрулив, Джилл пошутила, что больше всего ей нравится ездить на север штата, ведь тут она может парковаться, где, мать вашу, ей захочется.
С улицы дом казался несколько странным, но изнутри был безупречно обставлен стильной мебелью середины прошлого века и украшен изящными произведениями искусства. Никакого безвкусного плоскоэкранного телевизора – вместо него обнаружился древний проигрыватель с внушительным ящиком из-под молока, полным виниловых пластинок. В таком же ящике в спальне мы нашли основательную подборку книг в мягком переплете – почти все, заметила Джилл, она читала.
Джилл забронировала нам столик в ресторане неподалеку от гостевого дома. Знай я это заранее, взял бы рубашку поприличнее, но в итоге обошелся футболкой с воротником, которую привез с собой. Она сильно помялась в рюкзаке. Я несколько минут пытался разгладить ее ладонью. Помогло лишь отчасти.
Снаружи ресторан выглядел непритязательно – обычный старый дом. Однако внутри удивлял: полы из темного дерева, нового, но состаренного – возможно, «восстановленного»; тусклые лампы Эдисона – пусть света они давали немного, зато нити накаливания поражали своей затейливостью; маленькие столики сочетались с широкими диванами в стиле «честерфилд»; бар с барменом; бармен в жилетке; в центре стены – тщательно ухоженный камин, над ним массивная голова оленя, стеклянные глаза которого смотрели не столько с огорчением, что его водрузили на стену, сколько со скукой, что ему приходится бесконечно наблюдать все это.
Деревенский загородный дом в сочетании с викторианской роскошью. Я никогда не бывал в подобных ресторанах, где в равной степени заботились о еде и об атмосфере. В моей семье редко ели вне дома, да и не то чтобы в Восточном Орегоне было много возможностей изысканно поужинать. Конечно, я бывал в хороших ресторанах прежде, в Нью-Йорке. Но никогда в подобном. Кто мог себе такое позволить?
Нас усадили у камина. Официант спросил, какую воду мы предпочтем, выбирать нужно было между водой без газа, с газом, из-под крана. Я собирался попросить бесплатную, когда Джилл объявила, что мы оба будем пить газированную.
– Очень хорошо, – сказал официант, словно уже это было достойно похвалы.
Меню меня испугало. Рыбу-меч здесь подавали на картофельной эмульсии, политой уксусной заправкой с травами и чили, а также с одуванчиками. Картофель был «молодым», он сочетался с сыром гауда трехлетней выдержки, тмином и вымоченным в сыворотке фенхелем. Даже равиоли были нафаршированы сыром с тыквой и подавались с лимонным джемом. Все казалось весьма привлекательным, хотя мне и трудно было себе представить, каким это будет на вкус.
Джилл, должно быть, уловила мое выражение лица, когда я взглянул на цены в меню, и успокоила, что ужин за ее счет.
Я смутился.
– О нет, я просто… Тебе не нужно платить за ужин.
– Расслабься, я угощаю. Я все равно собиралась сюда приехать. Приятно поесть в хорошей компании.
Официант вернулся с газированной водой.
– Если честно, я никогда не ел в подобном месте, – признался я.
– В фермерском ресторане?
– Нет, в модном.
Официант рассмеялся. Джилл улыбнулась.
– Не волнуйтесь, мы о вас позаботимся. Я буду рад рассказать вам о позициях в меню. Что вы вообще любите?
– Я люблю острое. У вас есть что-нибудь острое?
Не успел разобраться с одними проблемами, как появились новые. Неизвестные попытались похитить Перлу. И пусть свершить задуманное им не удалось, это не значит, что они махнут на всё рукой и отстанут. А ведь ещё на горизонте маячит необходимость наведаться в хранилище магов, к вторжению в которое тоже надо готовиться.
«Альфа Лебедя исчезла…» Приникший к телескопу астроном не может понять причину исчезновения звезды. Оказывается, что это непрозрачный черный спутник Земли. Кто-же его запустил… Журнал «Искатель» 1961 г., № 4, с. 2–47; № 5, с. 16–57.
Современная австрийская писательница Марианна Грубер (р. 1944) — признанный мастер психологической прозы. Ее романы «Стеклянная пуля» (1981), «Безветрие» (1988), новеллы, фантастические и детские книги не раз отмечались литературными премиями.Вымышленный мир романа «Промежуточная станция» (1986) для русского читателя, увы, узнаваем. В обществе, расколовшемся на пособников тоталитарного государства и противостоящих им экстремистов — чью сторону должна занять женщина, желающая лишь простой человеческой жизни?
Франс Эмиль Силланпя, выдающийся финский романист, лауреат Нобелевской премии, стал при жизни классиком финской литературы. Критики не без основания находили в творчестве Силланпя непреодоленное влияние раннего Кнута Гамсуна. Тонкая изощренность стиля произведений Силланпя, по мнению исследователей, была как бы продолжением традиции Юхани Ахо — непревзойденного мастера финской новеллы.Книги Силланпя в основном посвящены жизни финского крестьянства. В романе «Праведная бедность» писатель прослеживает судьбу своего героя, финского крестьянина-бедняка, с ранних лет жизни до его трагической гибели в период революции, рисует картины деревенской жизни более чем за полвека.
Новый роман П. Куусберга — «Происшествие с Андресом Лапетеусом» — начинается с сообщения об автомобильной катастрофе. Виновник её — директор комбината Андрес Лапетеус. Убит водитель встречной машины — друг Лапетеуса Виктор Хаавик, ехавший с женой Лапетеуса. Сам Лапетеус тяжело ранен.Однако роман этот вовсе не детектив. Произошла не только автомобильная катастрофа — катастрофа постигла всю жизнь Лапетеуса. В стремлении сохранить своё положение он отказался от настоящей любви, потерял любимую, потерял уважение товарищей и, наконец, потерял уважение к себе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.