Новые волны - [12]

Шрифт
Интервал

Освоились мы быстро. И хотя тут во многом оказалось лучше, чем в «Нимбусе» – теплее, продуктивнее, дружелюбнее, – мы обменяли настольный футбол на настольный теннис, а это было даже большее зло. Настольный футбол шумный, но он, по крайней мере, ограничен в пространстве. У «Фантома» офис был меньше, и шарики пинг-понга летали через мой стол. Я пытался уговаривать себя, дескать, ничего страшного. Всякий раз, когда заблудившийся шарик отскакивал от моей клавиатуры на пол, я делал глубокий вдох и поднимал его, чтобы показать, какой я славный парень.


Несколько недель спустя наша работа в «Фантоме» вошла в привычное русло, то есть мы нашли новый бар для возлияний неподалеку от офиса. Он назывался «Генсбур» – ирландский паб почему-то с французским именем. Марго играла в «Пакман» в автомате, притулившемся в дальнем уголке бара. Обычно она опаздывала – на десять-пятнадцать минут, иногда на двадцать. Когда я упрекал ее в этом, она отвечала, что в Нью-Йорке все всегда опаздывают.

– Не я, – возражал я.

– Ты единственный человек, которого я знаю, кто не опаздывает в бар, – посмеивалась она.

– Если ты пунктуален, то пунктуален всегда.

Марго, проигнорировав мою сентенцию, следовала к автомату «Пакмана».

Но в тот день опоздал я. Меня вызвали на встречу, которая затянулась, и, очевидно, Марго расстроилась. Она едва обратила на меня внимание, когда я подошел. Не думаю, что она злилась за опоздание, скорее из-за того, что я работал больше нее.

К автомату «Пакмана», в который при мне играла только Марго, сбоку был приделан держатель для бокала. Марго взяла из держателя свое пиво, сделала залпом несколько последних глотков и передала мне пустой бокал:

– Теперь ты угощаешь.

Вернувшись, я бережно поместил полный до краев бокал в держатель, стараясь не отвлекать Марго от игры. Она много играла в «Пакман» в «Генсбуре». Часто, заказывая пиво, просила бармена разменять ей несколько долларов на четвертаки для автомата. За игрой она почти медитировала. Глубоко сосредоточившись, методично планировала маршруты через синий восьмибитный лабиринт, отворачиваясь, только чтобы хлебнуть пива.

Я провел много часов, наблюдая за «Пакманом» через плечо Марго.

– Почему тебе так нравится эта игра?

Марго не сразу ответила. Я не понял, обдумывает она ответ или слишком сосредоточена.

– Иллюзия командной работы.

Я заметил, что играет она одна.

– Нет, призраки, – пояснила Марго. – Они запрограммированы так, что возникает иллюзия, будто они действуют сообща.

Я уставился на экран. Четыре призрака преследовали Пакмана.

– Ведь они просто бегают за тобой?

– Не совсем. Каждый призрак следует своей простой логике. Блинки всегда догоняет, а Пинки всегда старается преградить тебе дорогу.

– У призраков есть имена?

– Клайд, оранжевый, чуть посложнее.

– Клайд – ужасное имя для призрака.

– Он меняет свое поведение в зависимости от того, как близко подходит к нему Пакман, и убегает, когда тот совсем рядом.

– Почему он убегает?

– Не знаю. Каждой команде нужен трус?

Теперь я тоже вглядывался в экран, пытаясь различить стратегии поведения. Мне не вполне удавалось их уловить, но не впервые Марго видела то, что не замечал я. Ее мозг познавал мир посредством правил и рассуждений, она везде могла найти систему и воспользоваться ей.

Она продолжила:

– Но самый хитрый и пронырливый призрак – Инки. Как и Пинки, Инки старается тебя обогнать. Но он движется не только относительно Пакмана, но и относительно Блинки. Так что движения Инки кажутся случайными, пока он не подходит слишком близко, и тогда возникает впечатление, что Инки пытается загнать тебя в ловушку.

Я следил, как играет Марго, еще несколько минут. Теперь, когда она описала характер четырех призраков, я увидел их иначе: один напорист, другой коварен, третий труслив, четвертый переменчив.

– Призраки действуют в двух режимах. Все описанное поведение относится к режиму охоты, в нем проходит основная часть игры – призраки гонятся за тобой. Но когда ты съедаешь большую таблетку, – Марго подгадала момент под эту фразу, и ее Пакман немедленно обрел неуязвимость, – призраки переходят в Режим Рассеяния.

Траектории четырех призраков тут же изменились, они побежали в разных направлениях.

– А когда призраки в режиме рассеяния, они разбегаются в разные уголки экрана. Когда они в опасности, то полностью забывают про логику командной работы.

Марго закончила уровень и отвернулась от аркады, жестом приглашая меня попробовать.

– Однако я не ответила на твой вопрос. Почему мне нравится эта игра? Обожаю аркадные игры. Меня восхищает цинизм этих машин. Их задача – выкачивать из игрока четвертаки с максимальной скоростью. То есть между программой и пользователем существует соперничество, но нужно облечь его в такую форму, чтобы игрок этого не заметил.

Мгновение спустя Марго спросила:

– Может, игрокам это неважно?

Я слушал вполуха. К этому моменту призраки перешли из Режима Рассеяния в Режим Охоты и преследовали меня в лабиринте. Мой Пакман дергался, залипал, и в итоге призраки загнали меня в угол.

Марго продолжала:

– Скажем так: разработчикам не нужно много думать над тонкостями игры в «Пакман». Игроки всегда будут действовать непредсказуемо. Они и умнее и глупее, чем ожидаешь. Так что вкладываешь все силы в то, что способен контролировать. Стараешься спроектировать призраков.


Рекомендуем почитать
Задохнись моим прахом

Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.


Советский человек на Луне!

Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.


Метелица

Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.


Всемирная спиртолитическая

Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.


Заря над степью

Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.


Площадь Разгуляй

Эту книгу о детстве Вениамин ДОДИН написал в 1951-1952 гг. в срубленном им зимовье у тихой таёжной речки Ишимба, «навечно» сосланный в Енисейскую тайгу после многих лет каторги. Когда обрёл наконец величайшее счастье спокойной счастливой жизни вдвоём со своим четвероногим другом Волчиною. В книге он рассказал о кратеньком младенчестве с родителями, братом и добрыми людьми, о тюремном детстве и о жалком существовании в нём. Об издевательствах взрослых и вовсе не детских бедах казалось бы благополучного Латышского Детдома.