Новые волны - [11]
Но есть и более важное применение для «Фантома», продолжал Брэндон. Правительственные или корпоративные разоблачители смогут тайно общаться с журналистами. (Марго, услышав об этом, изобразила дрочащего мужика.)
Несмотря на пафос Брэндона, я не мог отрицать привлекательность идеи. По сравнению с одержимостью «Нимбуса» ростом числа пользователей и накоплением венчурного капитала, деятельность «Фантома» выглядела прямо-таки благотворительностью. (Марго отметила, что «Фантом» тоже полагался на инвесторов.)
– Ты знаешь про условия трудоустройства Марго?
Я не понял, о чем он.
– Она сказала, что отказывается работать там, где не будет тебя, – сообщил Брэндон. – На мой взгляд, это говорит о выдающемся качестве ее характера.
Повисла пауза, и Брэндон пояснил:
– О преданности.
Так это вовсе не собеседование, понял я. Брэндон явно хотел заполучить Марго и сейчас просто пытался понять, чем я смогу заниматься в его компании. Он принялся расспрашивать, что я сейчас делаю, что жду от нового места, кем рассчитываю стать через пять лет.
– Вижу, у тебя есть опыт в службе поддержки «Нимбуса».
– Я отвечаю на письма пользователей. Большинство вопросов, которые мы получаем, легкие, так что много шаблонных ответов.
– Об этом-то я и думаю: мы поставим тебя на почтовую рассылку, а потом будем двигать куда потребуется. Узнаешь дело со всех сторон. Мы молоды, мы учимся (я не понял, имел ли он в виду компанию или самого себя), так что у всех много разных обязанностей. В стартапе почти одни системщики, так что человек, иначе смотрящий на мир, – как раз то, что нам нужно.
Я понимал, что это значит: мне придется делать то, от чего шарахаются остальные, но хуже, чем там, где я работал сейчас, быть не могло. Брэндон снова глянул в мое резюме.
– Итак, когда приступишь?
После собеседования я встретился с Марго в Краун-Хайтс, недалеко от дома, где она выросла. Поскольку она жила в этом районе всю жизнь, то постоянно твердила, как там все изменилось и что никто не знает «настоящего Краун-Хайтс».
Это верно. Когда белые думают о Краун-Хайтс, они в основном представляют самую западную его улицу, где за последние три года открылся с десяток новых баров и снобских ресторанов. Традиционно карибский район наглядно являл собой джентрификацию Бруклина. За десять лет арендная плата взмыла вверх как нигде в городе, и люди на улочках Краун-Хайтс становились все белее.
В тринидадской пекарне Марго предложила заказать одинаковое: две жареные лепешки с нутом и карри. На вкус – соленое, тягучее, сладкое. Одна лепешка стоила доллар, я умял четыре. Мы заполировали их в баре поблизости, и я рассказал о встрече с Брэндоном. Марго впечатлило его видение компании, но вот насчет меня она проявила скепсис – сказала, что меня очаровать раз плюнуть. Но мы все равно выпили за перспективы на новой работе. Пусть тут будет не так плохо, как раньше.
Зазвонил мой телефон.
– Это мама.
– Хочешь ответить? – спросила Марго.
Мелодия продолжала играть, пока я раздумывал. Телефон бешено вибрировал на барной стойке.
– Перезвоню позже, – решил я, зная, что, скорее всего, забуду.
Я позволил телефону надрываться, пока он не выдохся. Мне это казалось не таким решительным жестом, как если бы я сбросил вызов.
– Часто пропускаешь мамины звонки?
– Иногда.
– Я с мамой каждый день говорю.
– Да, только мои предки живут на другом конце страны. Ты живешь со своей мамой. Это не то же самое.
Марго рассмеялась.
– Я полноценно взрослая, живущая со своей мамочкой. Так что нет, это не то же самое.
Мы снова пошли за едой. В нескольких кварталах от бара заполучили по тарелке соленой трески, приготовленной с ганским фруктом аки, с гарниром из риса, бобов и жареных райских бананов. Уселись на скамейку с видом на Истерн-парквей.
– Вот так я предпочитаю ужинать, – сообщила Марго. – На улице, без ожидания. Рестораны слишком напыщенны.
– Ты ведь знаешь, что я работал у родителей в их гостинице типа «ночлег и завтрак»? – откликнулся я. – Там не так уж плохо.
– Не желаю никого обслуживать, – отрезала она. – Или чтобы кто-то обслуживал меня.
Я наблюдал, как Марго методично поглощает еду. Никогда не видел, чтобы такая маленькая худышка так яростно расправлялась с едой. Ей был дарован сверхчеловеческий метаболизм, которому не страшны ни пиво, ни жирные блюда. Марго шутила, что у нее тело мечты белой девушки – ни задницы, ни сисек, только длинные ноги-палочки.
Было лето, так что солнце в восемь вечера еще не село. Любители побегать трусцой после работы сновали вверх и вниз по пешеходной дорожке парка, как растерявшаяся пехота. Одежда для тренировок напоминала военную форму: темные спортивные костюмы с люминесцентными акцентами, белые наушники. А рядом мы: наши задницы полируют скамейку, потеют от острой еды.
– Мы правда это сделаем? Перейдем в «Фантом»? – спросил я.
– Не вижу ни одной причины отказываться, – ответила Марго. – Но давай решим за десертом.
Я не был уверен, что десерт в меня влезет.
Мы с Марго приступили к работе в «Фантоме» на следующей неделе. Брэндон представил меня остальным сотрудникам. Но их все равно интересовало, кто я и откуда родом. Я был польщен. Брэндон постоянно называл команду «Фантома» «семьей», и я наблюдал, как Марго всякий раз закатывает при этом глаза.
Во время обычной, казалось бы, экскурсии в университет, выпускница школы Лав Трейнор оказывается внутри настоящей войны двух соседних стран. Планы на дальнейшую жизнь резко меняются. Теперь ей предстоит в одиночку бороться за свою жизнь, пытаясь выбраться из проклятого города и найти своих друзей. Это история о том, как нам трудно делать выбор. И как это делают остальные. При создании обложки вдохновлялся образом предложенным в публикации на литресе.
Документальный научно-фантастический роман. В советское время после каждого полета космонавтов издательство газеты «Известия» публиковало сборники материалов, посвященные состоявшемуся полету. Представьте, что вы держите в руках такой сборник, посвященный высадке советского космонавта на Луну в 1968 году. Правда, СССР в книге существенно отличается от СССР в нашей реальности.
Оккупированный гитлеровцами белорусский хутор Метелица, как и тысячи других городов и сел нашей земли, не склонил головы перед врагом, объявил ему нещадную партизанскую войну. Тяжелые испытания выпали на долю тех, кто не мог уйти в партизаны, кто вынужден был остаться под властью захватчиков. О их стойкости, мужестве, вере в победу, о ценностях жизни нашего общества и рассказывает роман волгоградского прозаика А. Данильченко.
Всемирная спиртолитическая: рассказ о том, как не должно быть. Правительство трезвости и реформ объявляет беспощадную борьбу с пьянством и наркоманией. Озабоченные алкогольной деградацией населения страны реформаторы объявляют Сухой закон. Повсеместно закрываются ликероводочные заводы, винно-водочные магазины и питейные заведения. Введен налог на пьянку. Пьяниц и наркоманов не берут на работу, поражают в избирательных правах. За коллективные распития в общественных местах людей приговаривают к длительным срокам заключения в ЛТП, высшей мере наказания — принудительной кодировке.
Действие этого многопланового романа охватывает период с конца XIX века и до сороковых годов нашего столетня, оно выходит за пределы дореволюционной Монголии и переносится то в Тибет, то в Китай, то в Россию. В центре романа жизнь арата Ширчина, прошедшего долгий и трудный путь от сироты батрака до лучшего скотовода страны.
Эту книгу о детстве Вениамин ДОДИН написал в 1951-1952 гг. в срубленном им зимовье у тихой таёжной речки Ишимба, «навечно» сосланный в Енисейскую тайгу после многих лет каторги. Когда обрёл наконец величайшее счастье спокойной счастливой жизни вдвоём со своим четвероногим другом Волчиною. В книге он рассказал о кратеньком младенчестве с родителями, братом и добрыми людьми, о тюремном детстве и о жалком существовании в нём. Об издевательствах взрослых и вовсе не детских бедах казалось бы благополучного Латышского Детдома.