Новые страхи - [68]

– Я думал, последнее – которое ты давал мне послушать неделю назад.

– Тогда оно было последним, – сказал Даниэль и показал мне телефон. – Как видишь, теперь это идет в списке первым.

– Но оно без даты.

– Тебя не удивляет, как такое могло случиться? – Я не мог это объяснить, хотя мог бы заметить, что и имя отправителя сообщения не указано. – Ты не мог бы спросить у жены?

– Я поговорю с ней и позвоню тебе, ладно?

– В этом нет необходимости. Расскажешь при следующей нашей встрече.

Я думал, что он изо всех сил старается выкинуть это из головы. Он забыл пошутить о бухгалтерском учете и довольно долго рассказывал, как медицина вскоре сможет продлевать человеческую жизнь, и я не мог понять, то ли он жалеет, что его жена не дожила до этих революционных успехов, то ли радуется, что их не застала ее мать. Мне казалось, что этот монолог он произносит с тем, чтобы не сказать то, что ему не терпелось сказать. Затем я догадался, что, возможно, я не тот человек, которому ему отчаянно хотелось это высказать.

Едва мы расстались, выйдя из бара, как я услышал его телефонный разговор. То ли он хотел, чтобы я его услышал, то ли ему было все равно, слышу я или нет.

– Дороти, извини, я не принял твой звонок. Не знаю, когда ты звонила, потому что не слышал звонка. Буду следить за телефоном по возможности, на всякий случай. Знаю, что вскоре мы снова будем вместе, и тогда все время на свете будет нашим.

Говорил он так, что я бы по голосу его не узнал. Он так же не походил на самого себя, как, по его словам, не походила на себя в голосовых сообщениях его жена. Я пошел домой, и телефонный разговор, которому я стал свидетелем, сделал осеннюю ночь холодной, как черный лед.

Джейн спала, проехав за день восемьдесят километров, чтобы реанимировать все компьютеры в большом учреждении. Встретившись с нею за завтраком, я обнаружил, что мне не терпится спросить:

– Не знаешь ли, почему у пропущенного звонка не указывается дата?

– У них фиксируется только номер.

– Я тоже так подумал. У Даниэля звонок без даты.

– Ему придется удалить его самостоятельно, только я не знаю как. – Джейн перестала хмуриться, отчего ее проницательные глаза прищуривались, и спросила: – Как он поживает?

– Я бы не сказал, что хорошо. Он сохранил в телефоне все сообщения, полученные от жены, но, кажется, убеждает себя, что по-прежнему их получает.

– Может быть, так ему легче справиться с горем. Не вижу в этом ничего страшного, если это не угрожает его пациентам.

Я не мог поверить, что Даниэль позволит горю повлиять на свою работу. Если бы он подумал, что теряет профессиональные качества, он бы скорее перестал оперировать, чем стал бы рисковать жизнью пациентов. Вероятно, Джейн права, и его зацикленность на Дороти – всего лишь способ утешения. Как ни иррационален был такой вывод, я понял это лишь неделю спустя, когда вернулся от клиента, которого убеждал хранить чеки шесть лет, а не всего лишь год.

– О вас спрашивал доктор Харгрейвс, Билл, – сказала Самира. – Вы ведь не заболели, верно?

– Нет, это мой друг.

– Но мне показалось, что вы нужны ему срочно. Он сказал не звонить, если у вас нет ничего срочного, что он встретится с вами, как обычно, вечером.

Встречу в пятницу вечером ни в коем случае нельзя было назвать обычной, и если бы Джейн не уехала в тот день с ночевкой, чтобы разобраться с вышедшей из строя локальной сетью, парализовавшей работу целого учреждения, я бы не счел возможным оставлять ее одну на два вечера в неделю. Я пришел в бар раньше обыкновенного, но Даниэль уже сидел за столом. Стакан его был наполовину пуст, это означало, что либо он пьет быстро, либо сидит тут уже некоторое время. Угостив меня пинтой сорта, который назывался «Запрет Мухаммеда», он принялся за новую кружку такого же.

– Есть еще одно сообщение, – сказал он.

Его улыбка показывала, что он не намерен уступить, но была почти бессмысленной. Он достал телефон, и я увидел, что у нового голосового сообщения дата и имя отправителя не указаны.

– Джейн не знает, как сообщение может быть без даты, – сказал я и рискнул добавить: – Тебе не кажется, что это значит, что оно не обязательно новое.

– Его раньше не было. Иначе я бы его прослушал.

– Я хочу сказать, может быть, его доставили с опозданием. Может быть, произошла ошибка, и отсутствие даты – тоже ее следствие.

На это вместо ответа он включил воспроизведение последнего сообщения, развернул телефон к моему уху и отстранил мою руку, когда я попытался его взять. Но, даже пригнувшись к динамику, я едва разбирал слова Дороти из-за стоявшего в баре шума голосов. Я едва узнал ее голос, он звучал еще слабее, чем прежде.

– Мне это не нравится. Я не понимаю, где нахожусь, – сказала она почти детским голосом. – Тут темно и сыро. По-моему, оно извивается, или это я сама. Разве не слышишь?

Послышалось шипение помех и как будто какое-то падение, прервавшее сообщение. Убрав телефон в карман, Даниэль выжидательно, если не умоляюще, посмотрел на меня, но мне не хотелось делиться первой пришедшей в голову мыслью – что Дороти унаследовала душевное заболевание своей матери, которое проявилось под конец жизни.