Новые стихотворения - [10]

как будто весь на дно ушел осадок

¹⁵ глухого, неразборчивого шума…

И все же ощутим был скверный запах

несвежего, испорченного смеха.

И тут был всеми узнан стройный бог,

он всем казался вылитою вестью

²⁰ неумолимою — и каждый понял…

И все ж им сказанное прозвучало

так непонятно, как ничто на свете.

Адмет умрет. Когда? В теченье часа.

²⁴ А тот об стену ужаса стал биться,

ее разламывая на куски,

и руки к богу протянул для торга,

вымаливая годы или год,

нет — месяцы, недели, дни, ах, нет!

не дни, а только ночи, ночь одну,

одну-единственную: эту ночь.

Бог отказал ему, и он вскричал,

он закричал, не сдерживая крика,

как мать кричала при его рожденьи.

³⁴ И подошла она к нему, старуха,

и подошел к нему старик-отец —

два старика, растерянных и старых.

А он впервые их так близко видел

и вдруг прервал свой крик и произнес:

отец,

⁴⁰ неужто дорог так тебе остаток,

осадок этот, что не лезет в горло.

Ты выплесни его! А ты, старуха,

матрона,

ты что торчишь здесь: ты ведь родила.

⁴⁵ Он их держал, как жертвенных животных,

одною хваткой. Но потом, внезапно,

их оттолкнул, какой-то новой мыслью

весь просветлев, и прокричал: «Креон!»

И больше ничего: лишь это имя.

⁵⁰ Но лик его был высвечен другим —

не высказанным вслух и безымянным —

протянутым, как лампа, над столом

возлюбленному другу своему:

«Ты видишь, эти старики — не выкуп,

⁵⁵ они — изношены, стары, никчемны.

Но ты, но ты — во всей своей красе…>

⁵⁷ И тут он потерял из виду друга, —

тот вдруг исчез, но шла к нему — она.

(Она ему казалась меньше ростом

и грустной в легком подвенечном платье.)

Все остальные — улица, которой

она идет, идет (вот-вот подхватит

ее он непослушными руками…)

⁶⁴ Он ждет… И вдруг она заговорила

не с ним, однако, — с богом. Бог ей внял.

И речь ее услышал каждый в боге:

⁶⁷ «Никто ему не может быть заменой.

Лишь я одна. Никто на целом свете

так не кончался. Что возьму с собой

от прежнего? Но в этом — смерти смысл.

Неужто от нее ты не узнал,

когда за мной пошел, о нашем ложе,

о том, что и оно — из царства смерти?

Но я прощаюсь.

Я все беру с собой. Ведь я ушла,

чтоб все, что похоронено под тем,

кто мне супруг, распалось, растворилось…

Веди ж меня! Я за него умру!»

⁷⁹ Как ветер вдруг меняет направленье,

так бог к ней подошел почти как к мертвой,

и как-то разом стал далек от мужа,

которому он незаметным знаком

к ногам подкинул сотню здешних жизней.

А тот, шатнувшись, кинулся к обоим,

⁸⁵ к ним руки простирая, как во сне.

Они шли к выходу, в котором, плача,

теснились женщины. И все же он

еще раз увидал ее лицо,

светлевшее улыбкою надежды

⁹⁰ и больше — обещанием вернуться

к нему из царства смерти, повзрослев.

К нему, живому…

⁹³ Он стоял,

глаза прикрыв руками, на коленях,

чтоб с той улыбкой быть наедине.

Рождение Венеры

В то утро после всех ночных тревог

и криков, и волнения, и страхов, —

еще раз вскрылось море, закричав.

Когда же этот крик сомкнулся вновь

и бледный день, и робкое начало

упали с неба, озарив пучину, —

родило море.

⁸ На первом солнце замерцала пена

срамных волос и среди них восстала

сконфуженная, белая — она.

Как тянется зеленый юный листик

и, разворачиваясь, вырастает,

так распрямлялось в утренней прохладе

неторопливо молодое тело.

¹⁵ Как две луны взошли — ее колени,

за облаками бедер тут же скрывшись;

и отступили тени стройных икр,

и напряглись прозрачные стопы,

и ожили суставы, как гортани

у пьющих.

²¹ И в чаше таза так лежало тело,

как на ладони детской свежий плод.

И этой светлой жизни тьма до капли

вместилась в рюмку узкую пупка.

²⁵ Под ним вздымалась легкая волна.

Она все время скатывалась к чреслам,

где временами слышалось журчанье.

Но весь без теней, весь насквозь просвечен,

как лес березовый апрельским утром,

был пуст и тепел, и нескрытен срам.

³¹ И вот уже весы живые плеч

уравновесил стан ее прямой,

что подымался, как фонтан, из таза

и медленно руками (ниспадал,

и быстро — пышной россыпью волос.

³⁶ И очень медленно прошло лицо:

из сокращенной тьмы его наклона

к приподнятости равномерно-светлой.

За ним крутой смыкался подбородок.

⁴⁰ Теперь, когда лучом прямилась шея,

как стебель, наполняющийся соком, —

вытягивались руки, словно шеи

от берега отставших лебедей.

⁴⁴ Но после в предрассветный сумрак тела

ворвался свежим ветром первый воздух.

И в нежных разветвлениях артерий

возник какой-то шепот — это кровь,

шумя, в свой путь отправилась по венам.

А ветер нарастал и всем дыханьем

на новые набрасывался груди

и наполнял их, и вжимался в них, —

и вот уже, как вздутый далью парус,

ее на землю вынесли они.

Так на берег сошла богиня.

⁵⁵ За нею,

по молодому берегу взбежавшей,

в теченье утра выпрямлялись в рост

цветы и травы, словно из объятий

освободившись. А она бежала.

⁶⁰ В обед, однако, в самый тяжкий час

еще раз море вздыбилось, на берег —

на то же место — выбросив дельфина.

Он мертвый был, весь красный и раскрытый.

Чаша роз

Помнишь, клубком ершистым, ощетинясь,

два мальчика, дыша друг в друга злобой,

в пыли в пылу сраженья покатились,

как зверь, подвергшийся атаке пчел?

Помнишь вралей бесстыдных, лицедеев,

взбесившихся коней, упавших с хрипом,

с стеклянным взглядом и с таким оскалом,

как будто кожа с черепа сползает?

⁹ Теперь ты знаешь, как забыть все это, —

теперь перед тобою чаша роз.

Ее нельзя забыть, она полна