Новые приключения гардемаринов - [16]

Все вышли. В шатре остались только фельдмаршал и его адъютант. Апраксин с горестным видом смотрел на оставленный завтрак: так испортили настроение, что и есть не хотелось.

— Дай-ка мне, голубчик, вчерашнюю депешу, что голубиной почтой доставлена,— сказал Апраксин, указывая на клетку с голубкой над его головой.

Адъютант вынул из потайного кармашка узкий, скатанный в трубочку листик бумаги.

— «Совет для Ганнибала,— прочитал вслух Апраксин,— побереги хлебало. Пётр». Их высочеству не откажешь в предусмотрительности. Попади эта записка к Бестужеву, наследник всё бы обратил в шутку. А перевод сей эпистолы прост — не лезь на рожон, оборони нас Господь выиграть у Фридриха баталию.

— Да мы вроде и не лезем,— негромко сказал адъютант.— Как бы Фридрих не полез. Внезапность — его стратегия.

— А государыня вот требует битвы и победы,— продолжал фельдмаршал, словно не слыша адъютанта и потрясая только что полученной депешей.— Я сейчас, как витязь из русской сказки: направо пойдёшь — коня потеряешь, налево пойдёшь — сам жив не будешь.

— А если прямо пойти? — в голосе адъютанта против воли прозвучала ирония.

— Русский витязь прямо не ходит,— вздохнул Апраксин.— Пальни-ка, голубчик, «тревогу» из трёх пушек.

С приказом «пальнуть тревогу» ординарец поскакал к холму, на котором стояли медные пушки и гаубицы. Путь ординарца лежал между двух линий, в которые выстроилась русская армия на Егерсдорфском поле в ожидании противника.

Солдаты в передних рядах стояли в полной боевой готовности, при орденах и медалях, блестели начищенные кивера и гренадерские шапки, знамёна были расчехлены. Конец линии терялся в тумане.

Ординарец подскакал к пушкам.

— Приказ фельдмаршала! — прокричал он грозно и решительно.— Пали тревогу в три ядра!

Пушкари с готовностью, рьяно кинулись исполнять приказание.

Туман в лощине, где расположилась русская кавалерия, был особенно плотным. Кавалеристы собирались завтракать. Дымились костры и походные кухни. Повара шуровали половниками в огромных котлах. Кто-то брился, другие стирали рубахи в неглубоком ручье.

Корсак и Белов умывались у ключа, негромко переговариваясь.

— Как деревня-то называется, где пруссаки стоят? — спросил Саша.

— Гросс-Егерсдорф, кажется,— отозвался Алеша.— Натощак и не выговоришь.

В этот момент грохнули три пушки на холме.

— Тревога!!!

Лагерь сразу пришёл в движение. Кавалеристы натягивали на себя мокрые рубахи, кто-то тащил под уздцы лошадей, пристёгивались к поясам сабли; шум, ругань, суета…

В тумане показался резвый всадник в несколько странном, неуставном обмундировании.

— Стой! Стрелять буду! — завопил нервно караульный.

— Не стрелять! Свои! — отозвался Никита, и тут же из тумана послышались радостные голоса:

— Никита, неужели ты?! — завопили Саша и Алексей.

— А как же я без вас? — с восторгом отозвался Никита.— Еле нашёл!

Разговор был рваный, не до пространных бесед, лошади под ними танцевали от нетерпения.

— У Бестужева был? — спросил Саша.

— Был. Привёз приказ о наступлении.

— Слава Богу!

— А что Брокдорф? Где он? — торопливо спросил Никита.

— Брокдорф в ставке у Фридриха,— Алёша махнул рукой в сторону леса.— Здесь и возьмём его на шпагу.

— Стр-р-р-о-о-йсь! — Знакомый уже нам генерал от кавалерии отдал приказ. Потом растёр больные ноги и плюхнулся в походное кресло.

Лошади стали выстраиваться в боевой порядок.

Апраксин сидел в том же шатре, вместо тарелок перед ним теперь лежала карта с нанесённым на ней планом боевых действий. Фельдмаршал подслеповато в неё всматривался. Взгляд его выражал откровенную муку и растерянность. Рядом, почтительно склонившись, стоял адъютант.

— Вас ждут генералы, ваше высокопревосходительство…

— Гули-гули-гули…— заворковала неожиданно голубка и затопотала по клетке.

— А может, лучше «поберечь хлебало»? — Апраксин с ненавистью посмотрел на голубку.— Вели бить «зорю». А голубку эту зажарь мне на ужин… с брусникой!

Играют отбой тревоги…

— Почему отбой?

— Фельдмаршал недокушал обед…

— Нет, это стратегия… Пугаем пруссаков,— объяснил генерал.

— Их, нешто, испугаешь?

— Спешиться! — с разочарованием приказал генерал, не вставая с походного кресла.

Ординарец закрыл ему больные ноги медвежьей шкурой.

Кавалеристы стали слезать с коней. Повара опять вернулись к кострам… Вперёд вышел полковой священник в тёмной сутане и начал читать утреннюю молитву. Кавалеристы нараспев повторяли за ним «Отче наш…». По рядам пошли миски с горячей кашей…

Ставка Фридриха разительно отличалась от шатра русского главнокомандующего. Штаб короля размещался в палатке, убранство которой соответствовало характеру Фридриха — аскета и полководца. На столе была разложена большая карта, изрисованная стрелками и кружками, металлические плошки с изображением пушек и конницы указывали на расположение войск противника. Фридрих рассматривал карту, нетерпеливо ударяя стеком по ботфорту, рядом стояли Брокдорф и Фогель, несколько поодаль — прочие генералы.

— Русские дали отбой,— доложил, вбегая в палатку, вестовой.

Фридрих вскинулся, как боевой конь.

— Апраксин не подвёл! Наш час настал. Лучшее время для нападения, когда противник спит, ест или молится. А ещё лучше, когда он не знает, что делать! — он посмотрел на Брокдорфа, и тот ответил королю преданным взглядом.— Наступаем, как всегда, повзводно, скорым шагом, в обход атакуемого фронта. Затем бьёт по флангам мощным огнём артиллерия. Меня считают гением кавалерийских ударов,— продолжал король, иронически вскинув бровь,— а весь мой «гений» совсем в ином: шесть выстрелов в минуту и ещё одно заряжение. Только и всего. Что скажете о плане кампании, Брокдорф?