Новые мученики Российские - [215]

В этом фазисе жизни застала монаха Викентия революция. Он не искал выхода в эти трудные первые годы революции, когда постепенно разрушался монастырь.

Как говорил о. Викентий, его отец препятствовал поступлению его в монастырь. Он был очень огорчен, что сын разломал путь своего восхождения в гражданской жизни. В эти же революционные годы отец, бывший сановник, писал своему сыну-монаху:

«Отец Викентий, (так обращался отец к сыну), как ты был прав. О, как бы я хотел изменить свою прожитую жизнь. Как бы я хотел с юности теперь принять путь твоей жизнь. Я умираю и вижу свой гроб. Плачу. Недостойный раб Христов…»… Это письмо отца к сыну укрепляло монаха Викентия в те минуты, когда революционная волна, разрушающая монастыри, заставляла насельников монастыря искать какого-то устроения. Отец Викентий ничего не искал. Он по-прежнему был в послушании старца и творил свое духовное дело. Вот в это самое время, когда монастырь Оптинский должен был расселить своих насельников, старец Нектарий отдал священнику приходскому о. Викентия, дабы под сенью приходского храма сохранялась жизнь подвижника-монаха. Господь помог нам зреть горящую свечу, поставленную Господу, — пишет этот священник.

Трудно сказать, что делал этот монах. Одно скажу только, что сейчас я плачу, вспоминая прошлое. Знаю, что я не всегда умел хранить этот тонкий художественный сосуд Божией благости.

За два с половиной года жизни у нас, он ни разу не был по своему желанию за оградой нашей церкви. Он ни разу не сел за стол за трапезу. Он ни с кем не беседовал ради интереса своего. Он никому не навязывал своего учительства. И в то же время все чувствовали в нем Божию силу.

И безбожники, которые выслали его от меня, как-то странно обращались с ним. Казалось, они боялись его святыни. Его выслали, как и меня, в административную ссылку. Невольная была мысль: как то он будет дальше жить? Он написал старцу с точки зрения окружающих советских людей, — бессмысленность: он просил старца благословить его быть нищим. Ведь нищих в Советском Союзе не было. Старец благословил. И я знаю, что Господь не оставил своего раба. Близкие наши не оставляли о. Викентия.

В 33-ем году он возвратился из первой ссылки и попал как раз в общую чистку Козельска от Оптинских монахов. Он был вновь арестован, сослан в Ташкент. И там скончался в первый же месяц своей ссылки от тромбофлебита.

Знаю, что перед его арестом один из наших киевских монахов посетил его еще в Козельске и рассказывал мне, что он жил в избушке, которая напоминала собою пещеру. Полная бедность. Нищета. Но в этот момент он был богачом. Только богатством не земли, а неба. Он уже был подготовлен, чтобы уйти преподобномучеником. О. Викентий никогда не был в сане: он всю жизнь остался только монахом. О. Архимандрит перед расселением монахов предлагал о. Викентию сан. О. Викентий подчинился, но сказал о. Архимандриту, что если бы о. Архимандрит спросил его, как он хочет, то он бы ответил, что хочет остаться просто монахом. О. Архимадрит решил тогда оставить его монахом.

Протоиерей о. Иона Атаманский

В г. Одессе только один храм совсем не переходил к обновленцам, это портовый Святителя Николая. Настоятелем его был известный по всей России протоиерей о. Иона Атаманский. Человек аскетического образа жизни, он нес непрестанный молитвенный подвиг в богослужении, и к молитвенной его помощи прибегали многие, приезжавшие к нему за сотни верст и получавшие исцеления в болезнях. К нему шли за советом и за утешением в горе, и получали мудрое руководство и успокоение. Широкая благотворительность выражалась прежде всего в бесплатной столовой для портовой голытьбы и в общежитии для бедных.

Портовый люд состоял из грузчиков и бродяг, мрачных «бывших» людей, который грозной тысячной толпой окружил местное советское управление, требуя немедленного освобождения «их» батюшки, арестованного в 1923 г. за энергичную борьбу с обновленчеством. И о. Иона был освобожден, становясь в исключительное положение среди всего духовенства. Многих «свихнувшихся» из портовых людей он направил на истинный путь.

Церковь его была полна народу. После обедни каждое воскресение бывал общий молебен с водосвятием. Отдельные заказные молебны не служились, а на этот молебен молящиеся подавали свои записки. Весь великий пост о. Иона не бывал дома, но проводил в храме в молитве и строгом посте, съедая в день одну или две просфоры и отдыхая ночью в алтаре, сидя в кресле. Из-за наплыва говеющих ему иногда приходилось прибегать к общей исповеди. Был у него и второй священник, живший здесь же в доме при храме.

Скончался он 18 мая 1924 г. своею смертью. В ГПУ он подвергался угрозам расстрела, а в обществе недовольного им духовенства был напояем ядом, но оставался невредим. Видно, был уже преклонного возраста, потому что один из свидетелей рассказывает, что он узнал об о. Ионе от знакомого, который ездил к о. Иоанну Кронштадтскому (умер в 1908 г.), и последний выразил удивление: «зачем вам было ездить так далеко, когда у Вас в Одессе есть свой молитвенник, отец Иона?»

В январе 1920 г., за несколько дней до эвакуации Одессы добровольцами, один знакомый отца Ионы, дающий это сообщение, зашел к нему проститься и между прочим предложил ему выехать тоже. — «Да разве я могу в такое страшное для всех время оставить свой пост, свою паству? — ответил он. — Это было бы непростительным грехом». Ему посетитель возразил, указывая, что большевики стремятся к уничтожению религии и уже много было случаев насильственной смерти священников. — «Смерти я не боюсь, — ответил он. — На все воля Божия. А что касается уничтожения религии, то это — полная утопия. Верьте, что чем более со стороны большевиков будет преследований религии, тем более ее заветы будут крепнуть в народных массах».