Новые безделки - [197]
Что сказать вам об нашей? доходят ли до вас отечественные ведомости и журналы? Консерватер, который в прошлом году открыл нам, что нынешняя наша изящная словесность получила направление свое от покойного Радищева, и почти покойника Нарежного[954], ныне, уведомляя нас о принятии в члены Русской Академии Моск<овского> профессора Кач<еновского>, называет его: Auteur célèbres par de nombreux ouvrages, qui se distingnent èminement par leur utilité et l‘elegance du Stile[955].
Многочисленные же и превосходные творения сего знаменитого автора состоят из следующих пиес, нам известных: 1: О Российском красноречии[956]. 2: Состязание его с бывшим экспедитором М. Ю. Мартосом о банном строении[957]. 3: рецензия на третью часть моих Стихотворений[958]. 4: изъяснение о древнем Русском поединке на Палках[959], подавшее повод Строеву и Калайдовичу к возражениям, но оные либеральными нашими журналами отвергнуты[960]. И, наконец 5: возражение Князю Шаликову на письмо его о попадье, найденной им в Малороссии. Здесь славный автор доказывает сильными доводами диалектики, что отнюдь не предосудительно попадье носить повсюду с собою связку ключей, которые искони признаваемы были Символом доброго хозяйства.[961]. Все сии многочисленные творения, плоды двадцати лет помещены в двух журналах[962]. Жаль, что которое-нибудь из наших ученых сословий не соберет их, как законное свое достояние, в одном томике.
Между тем Киевский корреспондент Вестника Европы без малейшей жалости и уважения продолжает глумиться над нашим Историографом, как над малолетним школьником, разбирая уже третий месяц введение его в историю[963]. Бедный Карамзин! одни из земляков его говорят: мы и сами давно так об нем думали, другие дивятся, как они так долго не чувствовали его ничтожности! а постоянно приверженные к нему Авторы первого разряда, только грустят и восклицают: как жаль, что нет Блудова или Дашкова! — в прочем есть наша Литтература не изобильна в новостях: по крайней мере, повторяемые издания старых сочинений доказывают, что Авторы их умели угодить публике. Недавно я читал в М.<осковских> Ведомостях объявление о новом и полном издании басен Крылова, любимейшего нашего Российского Лафонтена[964]. Так изъясняется об нем Российский книгопродавец, равно возникают и другие старые Авторы, как призраки из сумрака чистилища; Московский Измайлов выдал собрание мелких переводов своих[965], подражая Коченовскому и Жуковскому[966]; К.<нязь> Шаликов уже печатает два тома отборных своих сочинений, один стихов, а другой прозы[967]. А Пушкин старый уже почти дописал полное собрание своих стихотворений, и решительно хочет их тиснуть[968].
Вот вам вкратце История нынешней нашей словесности[969]. Может быть, она не слишком займет вас в стране Мильтонов, Томсонов, Греев и Аддисонов[970], но вспомните Горациев стих: «отечества и дым приятен» и извините болтовню давно не говорившего с вами, и искренно любящего и уважающего вас
Покорнейшего слуги Дмитриева.
Москва
1819
Апреля 2-го
Приветствуя вас с благополучным возвращением[971], желаю от всей души, чтоб природный климат восстановил ваше здоровье, между тем чувствительно благодарю вас за ваше письмо[972] и доставление мне последних двух томов Жоржелевых записок.
Признаюсь, что я ожидал в 5-м томе найти более, нежели увидел: ожидал, что он развернет характер Робеспьера, опишет его силу, его падение. Вместо того он затер его Дантон<ом>[*] с товарищи. Робеспьер его ничем не ужаснее того, который подарил ему перстень. Словом г. Аббат только что грамотен и не глуп, а не Автор[974].
Сохрани Бог, чтоб и у нас, по привычному нам подражанию, не обратиться к Тредияковскому и Буслаеву[975]. Московские наши поэты, пока длятся каникулы, замолкли, впредь до воззвания Антона Антоновича[976]. Один только неутомимый Вестник Европы движет свой жернов без отдыха. Мир им, а я между тем наслаждаюсь воркованием голубей, игохтаньем Индеек, визгом Павлина и громогласием домашнего лирика Петуха в моем птичнике, посреди цветущего сада[977]. Не смею продолжать, сколько б ни хотелось говорить с вами. Приезжему надобно дать отдохнуть и осмотреться. И так препоручаю себя в продолжение вашей приязни[978], всегда для меня лестной, и с душевным почтением навсегда имею честь быть
Милостивый Государь!
вашим покорнейшим слугою
Иван Дмитриев.
NB. Почтеннейшей вашей супруге[979], покорнейше прошу вас засвидетельствовать также душевное мое почтение.
Москва
1820
Июля 12 дня
Милостивый Государь
Вручитель сего письма, Московской Полицеймейстер и полковник г. Микулин[980], просил меня доставить ему приятный случай представиться Вашему Превосходительству.
Тем охотнее исполняю его желание, что по родственной связи моей с ним[981], коротко знаю и благородные свойства и усердную деятельность его по настоящему служению. — Хотя он не скакал во всю прыть, а плотно сидел в управе благочиния[982] или в своем кабинете.
Малейшее к нему благоволение вашего превосходительства[983] уже сделает его счастливым, и меня обяжет новою к вам благодарностию.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Самый непредсказуемый российский император Павел I царствовал с 7 ноября 1796 по 11 марта 1801 г. Он считал, что предыдущее правительство развалило державу и что его долг – навести в стране порядок. Он предпринял решительные меры по борьбе с коррупцией, инфляцией, обнищанием народа, но своими действиями настроил против себя правительственную элиту и значительную часть гвардейского генералитета…В настоящей книге наряду с повествованием о жизни рокового императора представлены многие сюжеты политической истории ХVIII века.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От разместителя. Статья широко известного (в узких кругах) английского этнографа Артура Мориса Хокарта (Arthur Maurice Hocart), посвящённая сравнительно-историческому методу оценки доказательств в гуманитарных науках. Особое внимание уделяется доказательствам косвенным. Она обязательна к прочтению всеми, претендующими на какое-либо отношение к науке — не только гуманитариями, но и естественниками и даже инженерами. Обязательна к прочтению всем участникам сетевых дискуссий на любые темы. Предваряется очерком, посвящённым жизни и творчеству Хокарта, который принадлежит перу советского лингвиста Вяч.
От автора. Здесь я меньше всего буду писать о том, что хотел выразить в стихах. Я обойду молчанием кризисы молодости, да и последующих лет, все то, что философы называют «я-переживанием» (в бахтинском значении слова). Это было у многих, и не хочется повторяться. Я буду писать о вынесенном наружу, об относящемся к тем, кто на меня повлиял, о случившемся в мире, меня принявшем и вырастившем, том мире, который все еще меня терпит.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».
Приведено по изданию: Родина № 5, 1989, C.42–44.
В книге делается попытка подвергнуть существенному переосмыслению растиражированные в литературоведении канонические представления о творчестве видных английских и американских писателей, таких, как О. Уайльд, В. Вулф, Т. С. Элиот, Т. Фишер, Э. Хемингуэй, Г. Миллер, Дж. Д. Сэлинджер, Дж. Чивер, Дж. Апдайк и др. Предложенное прочтение их текстов как уклоняющихся от однозначной интерпретации дает возможность читателю открыть незамеченные прежде исследовательской мыслью новые векторы литературной истории XX века.
Книга известного литературоведа посвящена исследованию самоубийства не только как жизненного и исторического явления, но и как факта культуры. В работе анализируются медицинские и исторические источники, газетные хроники и журнальные дискуссии, предсмертные записки самоубийц и художественная литература (романы Достоевского и его «Дневник писателя»). Хронологические рамки — Россия 19-го и начала 20-го века.
В книге рассматриваются индивидуальные поэтические системы второй половины XX — начала XXI века: анализируются наиболее характерные особенности языка Л. Лосева, Г. Сапгира, В. Сосноры, В. Кривулина, Д. А. Пригова, Т. Кибирова, В. Строчкова, А. Левина, Д. Авалиани. Особое внимание обращено на то, как авторы художественными средствами исследуют свойства и возможности языка в его противоречиях и динамике.Книга адресована лингвистам, литературоведам и всем, кто интересуется современной поэзией.
Если рассматривать науку как поле свободной конкуренции идей, то закономерно писать ее историю как историю «победителей» – ученых, совершивших большие открытия и добившихся всеобщего признания. Однако в реальности работа ученого зависит не только от таланта и трудолюбия, но и от места в научной иерархии, а также от внешних обстоятельств, в частности от политики государства. Особенно важно учитывать это при исследовании гуманитарной науки в СССР, благосклонной лишь к тем, кто безоговорочно разделял догмы марксистско-ленинской идеологии и не отклонялся от линии партии.