Новость - [14]

— От страха?

— У Хампеля было даже два страха, — подтверждает Бруно. — Первый — это чисто звериный. Маленький Хампель был тощий как жердь, рыжий, он вечно мерз. Если бы Ваурих не пристроил его батрачить к вдове Наконц, он бы просто с голоду сдох. Работать ему приходилось с утра до ночи, но он по крайней мере по чужим карманам не лазил. И он еще должен был всем «спасибо» говорить. Бургомистру — это само собой, и вдове, которая его кормила, и всем деревенским, что не выгнали беженца.

— Ясное дело, — говорим мы. — Так и развиваются комплексы.

— Да, — подтвердил Бруно, — впрочем, способности тоже. Маленький Хампель, например, был великолепным подражателем. Он так здорово щелкал зимой соловьем, что девки от возбуждения начинали переминаться с ноги на ногу.

— Крошка Ильза тоже?

— О, она особенно. Да и не диво, ведь чем строже папаша соблюдал ее чистоту, тем сильнее наливалось у нее под кофточкой. Сами понимаете.

Мы понимаем, но подробностей не спрашиваем.

— Во всяком случае, — продолжает Бруно, — когда однажды вечером молодежь толкалась на деревенской площади под наблюдением Вауриха, маленький Хампель засвистел дроздом, да так похоже и с такой призывной страстью, что милая крошка Ильза стала снова и снова требовать: «Еще, маленький Хампель, еще!»

— Но теперь-то она спала.

— Да, — говорит Бруно. — И Ваурих тоже спал. Он мог храпеть со спокойной душой, потому что маленького Хампеля и вовсе нечего было остерегаться. Он послушно сидел в своей норе и мерз. Только изредка, когда луна появлялась, косо поглядывал на чердачное окошко. Он с удовольствием посвистел бы соловьем или на худой конец обычной птахой. Но в такое время года это привлекло бы внимание. Вот он и сидел тихо как мышь, пока не хрустнуло.

— Ага, — говорим мы, радуясь, что наконец-то начались хоть какие-то события.

Бруно протягивает руку к костру и берется двумя пальцами за веточку. Ветка ломается.

— Примерно так, — объясняет Бруно. — У маленького Хампеля тут же начался большой колотун. Хулиганье из соседней деревни! Вот они и пришли. Не топор ли там звякнул, не пила ли запела? Сначала они выгребут из норы его и обломают ему ребра. Потом спилят майское деревце. А назавтра его опять отлупят, только уже парни из своей деревни.

— Невеселая перспектива, — вставляем мы.

— Хуже не бывает, — соглашается Бруно. — Помертвев от страха — уже от нового, — Хампель лихорадочно искал выхода из положения. Впервые он решил попытаться подражать голосу человека. Он превратил себя в сильного, грозного Понго и в маленького Хампеля — но такого, каким хотел себя видеть. И пошло. «Кажется, что-то хрустнуло?» — спросил маленький Хампель. «Пусть только явятся, — отвечал Понго, — я из них душу вытрясу». — «Тихо! Там что-то виднеется!» — «Брось, тебе кажется». — «И правда. Все тихо». — «Я же говорил. Они все слабаки, они сейчас дрыхнут у мамки под юбкой». — «Ох, паря, спать охота. Неплохо бы придавить». — «И не обязательно у мамки. Можно кое-что получше найти». — «И ты можешь?» — «Да сколько угодно. А ты?» — «Да есть тут одна…» (При этих словах маленький Хампель взглянул на чердачное окошко. Понго заметил это и продолжал.) — «Значит, это славная крошка Ильза. Но туда ты не доберешься. Бургомистр в оба следит, он тебе задаст перцу». — «Да он ничего и не пронюхает. Я залезаю по столбу на ограду, оттуда — на крышу. Под желобом висит лестница, ее я кладу на скат. Залезаю к окну и провожу пальцем по стеклу». — «Почему?» — «Если постучать, услышит старик. Если поскрести, она вскочит и заорет на всю деревню». — «Черт, ты это хорошо обмозговал. И ты уже так лазил?» — «Да раз сто!»

К сожалению, тут мы не удерживаемся от смешка. Это сбивает Бруно с толку. Несколько минут он молчит. Запах гари плывет над деревней по-прежнему тяжело, сладко и горько.

— Ну, и… — спрашиваем мы наконец, — помогло это Хампелю?

— Да как сказать, — ответил Бруно. — Больше ничего не хрустело. Но маленький Хампель еще глубже забился в свою нору. Там ему стало наконец жарко. И майское деревце, оказавшееся у него между ногами, торчало навязчивым символом и служило ему примером.

— Вот как?

— Да, так! Во всяком случае, Хампеля от собственных слов вдруг повело.

— То есть по столбу на ограду, потом на крышу…

— Вы все хорошо подметили, — говорит Бруно. — Только вот Ваурих, он не заметил ничего. Он вышел из дома лишь утром, покачиваясь при каждом шаге, засунув большие пальцы рук под подтяжки. Майское деревце стояло на месте. Все в мире было в порядке. Благодаря обычаям предков.

На этот раз мы смеемся тихо. И в награду получаем право задать еще вопрос:

— Скажи-ка, Бруно, а ты-то откуда знаешь все подробности?

— Я? — Бруно покачивается взад-вперед и засовывает руки в карманы куртки. — Я около одиннадцати возвращался со стекольного завода, из вечерней смены. И стоял здесь, в кустах.

— Просто так стоял?

Бруно берется пальцами за сухую веточку. Она с хрустом ломается.

— Просто так стоял, — говорит он.

Перевод П. Чеботарева.

Завещание

1

Домко стоит у окна и ждет наступления темноты. Долгие дни в июле. Долгие и пыльные, как ржаная солома. Долгие дни, нескончаемые. Давно уж за сосновым бором скрылся красный диск солнца. Но не спешат на землю сумерки, нетороплива их черепашья поступь. Медленно, словно нехотя, тускнеют на полях краски. Проходит целых полчаса, прежде чем светло-зеленый цвет раннего картофеля сливается с темно-зеленым позднего. Но все еще можно различить отдельные предметы. Например, плужные борозды на пашне или стремительных полевок. Что же, совсем не будет сегодня ночи?