Новоорлеанский блюз - [4]
Когда на следующее утро обнаружилось, что Зикей исчез, Вачеке была безутешна. Ее отец предположил, что жених сбежал. Но Вачеке знала, что Зикей никогда не сделал бы этого, и поспешила к Мателе. Она нашла молодого закулу сидящим у пруда. На его щеках были видны следы слез, но Вачеке не поняла, что было причиной, заставившей Мателу плакать.
— О, Матела! — взмолилась Вачеке. — Ведь ты закулу, и только ты можешь помочь мне. Куда исчез наш любимый Зикей? Ведь только ты один можешь вернуть мне его.
— Он не вернется, — спокойным голосом произнес Матела.
— Откуда ты знаешь? Как ты можешь так говорить?
— Я знаю, — отвечал Матела. — Я знаю, что говорю.
В течение нескольких недель после исчезновения Зикея Вачеке отказывалась от еды. Ее лицо осунулось и стало маленьким, грудь опала и обвисла, бедра стали тощими и узкими. Отец не очень огорчился пропаже жениха, вокруг было множество достойных парней, а несостоявшийся зять не имел ничего, кроме голоса. Зикея вряд ли можно было считать подходящей партией для дочери вождя. Зиминдо так никогда и не понял всей тяжести горя, обрушившегося на его дочь, и, когда через несколько месяцев тело Вачеке нашли в пруду рядом с деревней Мапонда, он утешал себя тем, что все происходит по воле отца-солнца. Ритуальные действа, связанные с погребением усопшей, исполнил Матела, за что вождь подарил ему несколько голов рогатого скота. Матела поблагодарил вождя кивком головы и улыбнулся, не разжимая губ.
Через два года, после смерти Мусапе, Матела, заменив своего отца, стал главным закулу в округе и вскоре женился на молоденькой девушке по имени Накайя, робкой и застенчивой, как ребенок. Каждую ночь Матела бил жену, пытаясь выплеснуть наружу свою боль и отчаяние, и однажды, потеряв контроль над собой, он так яростно и так долго работал кулаками, что несчастная женщина почти полностью ослепла. Матела даже обрадовался этому, поскольку стал чувствовать себя лучше, после того как жена перестала смотреть на него (так он мог оставаться наедине с самим собой); их брак, таким образом, стал более прочным, и Накайя родила ему шестерых детей, которых Матела тоже избивал.
Каждый день Матела мечтал о смерти. Но он пережил Накайю, в смерти которой он ясно почувствовал очередную гримасу судьбы, которая сделала так, что рядом с ним не осталось никого, кто мог бы взять его, немощного, за руку и хотя бы проводить в туалет. Закулу благополучно перешагнул свое шестидесятилетие, но наверное, даже последовавшая вскоре смерть не принесла ему успокоения, которого он так страстно желал.
А Зикей… Утром того дня, на который была назначена свадьба, он проснулся оттого, что жесткое перо щекотало его щеку. Проворно приподнявшись и оглядевшись вокруг, он обнаружил, что находится в каком-то незнакомом месте, наводящем на душу уныние и тоску. Он чувствовал какой-то странный запах, в котором смешались свежесть и гнилость. Он слышал шум, похожий на раскаты отдаленного грома. И запах, и шум исходили от моря, однако Зикей не знал этого — ведь в Стране Луны моря не было.
В голове у него стучало, мысли быстро проносились в мозгу. Он попытался припомнить все, что было прошлой ночью. Он вспомнил, как отправился спать; вспомнил, что ему снилось, — полет на спине орла, падение; а потом в памяти возникло лицо стоящего над ним Мателы. Он представил себе Вачеке в традиционном брачном наряде; представил, как она, закрыв лицо руками, горько плачет. Зикей был уверен, что все это дело рук Мателы, но ни сердцем, ни умом не мог понять, как такое могло случиться.
Прошло, наверное, часа два, и когда прохладное утро начало постепенно сменяться жарким днем, Зикей, стараясь не шуметь, осторожно встал на ноги и огляделся вокруг. К великому своему удивлению он увидел группу мужчин — их было не менее двух десятков, — направляющуюся прямиком к нему. В руках у них были копья, с поясов свисали набедренные повязки, а ступни ног были обмотаны звериными шкурами. Зикей инстинктивно почувствовал волнение и страх, но, переборов их, пошел навстречу мужчинам, приветствуя их широкой улыбкой и хлопками в ладоши, как это было принято среди людей его племени. Когда Зикей заговорил, мужчины начали переглядываться, поворачивая друг к другу ничего не выражающие лица с пустыми бездумными глазами. Затем группа расступилась, и Зикей оказался лицом к лицу с человеком совершенно невероятного обличия. Если вообще того, кто стоял сейчас перед ним, можно было назвать человеком.
