Новогодний роман - [20]
— «Ваши вещи» Сталь, скала, булат. Больше скажу Петр. Когда я вижу таких людей, мне хочется жить. Понимаешь. Очень хочется. Второе. Таксист. Это дело чести Петр. Уж очень он самоварен. Сам себя в столпы общества записал. Затих в своей железобетонной программе. Внуки и монтировка. Пришлось подкинуть в топку дровишек да изрядно пошуровать кочергой, чтобы наш огонь разгорелся. Но ведь разгорелся. Петр. Сколько раз говорить. Не бросай свой плащ на пол. Есть вешалка. Не бойся, вешай рядом с моей аристократкой. Ничего с ней не станется, если повисит с твоим разбойником. Тем более что мезальянсы стоит приветствовать. Они так горячат кровь, а Петр?
— Наверное, Антоша.
Запеканкин стоял посреди прихожей, не зная, что делать дальше. Фиалка не пригласил его пройти, а сам он не осмеливался сделать это и теребил взлохмаченные концы своего радугового шарфа. В квартире было жарко, и Запеканкин покрылся тонкой противной пленочкой пота. Ему ужасно хотелось почесаться, но он не знал, как на это отреагирует Антон.
— Ты еще здесь? — спросил Антон. Он разбирался с хитрым замочком на кейсе — Дуй в маразум. Засыпай пельмешки. Сегодня будем веселиться.
Трехкомнатная квартира была переделана Антоном под «многофункциональное жилище». Квартира располагалась в бывшем горкомовском доме. Здесь все и потолки, и комнаты, и соседи были надлежащего калибра и размера. На этом вся прелесть ее для Антона заканчивалась. «Она досталась мне в отвратительном состоянии» — говорил Антон — «Пришлось засучить рукава и усердно помолясь, приняться разбирать завалы» Насчет завалов Антон привирал, но потрудиться ему действительно пришлось, подгоняя улучшенную еще гэдээровскую планировку под себя. В комнате, в обычных квартирах прозванной детской, Антон безжалостно содрал обои и штукатурку, обнажив кирпичную силикатную кладку. Отправившись в ЖЭС на встречу с почтенным председателем М.Р. Бесолбасовым, Антон добился права заложить кирпичом ненужное ему окно. Это стоило Антону непринужденной беседы, где каждый из собеседников прекрасно понял другого, плохо заклеенного конверта и энной суммы. В момент передачи взятки Антон не удержался и щелкнул действие потайным фотоаппаратом.
— Для шантажа — бесхитростно признавался он позднее Запеканкину. Уничтожив окно Антон получил четыре замечательные кирпичные стены. Скудная дизайнерская аскеза была разбавлена талантливой выдумкой Антона. Посередине он установил круглый стол с вырезанной сердцевиной. В сердцевине находилось модное офисное кресло и бархатный торшер на барельефной бронзовой ноге. На столе стояли два недремлющих компьютерных ока, факс, принтер и древний Ремингтон. Оригинально Антон подошел к хранению собственной библиотеки. Две сотни томов уместились на полках, что в два ряда были набиты по окружности стола. На лакированную крышку были наклеены фетровые полоски, обозначавшие стороны света. Это вносило нужную частицу порядка. С севера на восток шла энциклопедическая литература. Солидные толстяки в тускло-красных значимых переплетах, знающие про всех и про все. БСЭ, соседствовала с МСЭ. К последней прижималась худосочная, но с претензией РСЭ. С востока на юг строгие шеренги крытой пылью классики. Весь Чехов и Булгаков. Немножко Достоевского и Толстого. Для поддержки нужной формы Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Фет и Тютчев. С зюйда на вест, и с веста на норд стояли «рабочие лошадки». Так Антон называл литературу постоянного потребления. Самуэль Беккет и христианский экзистенционалист Бердяев, немытый Буковски и элегантный до порока Оскар Уайльд. Литературные экзерсисы современного постмодернизма и грустный от всего этого Лорка. Маяковский, Чейз, Локк, Фукуяма и Чаянов. Иванов и Дон-Аминадо, печальный лебедь от эмигрантской сатиры. Ни ранжира, ни правил, ни этикета. Вповалку, зачитанные до дыр, а значит счастливые. Универсальный стол назывался яблоком. Когда Фиалка, утвердясь в офисном кресле, работал — червивым яблоком. Комната получила название — Келья. На вопросы по поводу интерьера, более всего напоминающего тюремную камеру, Антон отвечал так.
— Первое, что приходит на ум при виде этой пустыни — чувство незавершенности. Чего-то недоделанного, что необходимо тут же исправить, подчистить, починить, достроить. Гибнут отвлекающие рецепторы, и в келье властвует мысль, творчество так нужное для плодотворного труда.
После детской-кельи переделке подверглась спальня. Стены и потолок были задрапированы легкой струящейся тканью. На полу лежал пушистый исфаханский ковер, созданный скромными пальцами восточных женщин. Примерно половину пространства занимала готическая высокая кровать с шелковым балдахином. Залу Антон оставил без изменений, напичкав нужной для представительства мебелью.
— Мои деловые партнеры — люди, отягощенные достатком и рядом заплесневелых табу. Я уважаю их за профессионализм и не хочу пугать их консерватизм. Я смиряюсь с этим, без головы влезая в конформизм. Зала стала называться «Необходимая комната» Из главного в ней были бар с неисчерпаемыми запасами. Пятиконечные коньяки, марочные вина, фигуристые водки, ликеры для любителей смешать голубой кюрасао и ржаное виски. В компактной морозилке — ванночки со льдом и бутерброды в целлофановых пакетиках. На журнальном столике стояла открытая коробка сосисочных сигар и соломка дамских сигарет. Веером лежали мужские глянцевые журналы, словно в предбаннике любой парикмахерской. Каждый кто утопал в вольтеровских с шелковой обивкой креслах, кто потягивал пахнущую клопами жидкость, кто вдыхал пьянящий аромат пота и слез счастливых от незнания собственного несчастья кубинских мулатов не мог не подумать.
Сетевая «Шестерочка». Час до закрытия магазина и человеческой цивилизации. Простые русские люди встают на защиту философии Шопенгауэра, Крымского моста, святой пятницы и маринованного хрустящего огурца на мельхиоровой вилке. Все человечество в опасности или…
Один из романов о приключениях геолога Егора Бекетова. Время действия: лютые 90-е. Читать только тем, кто любит О'Генри, Ильфа и Петрова и Автостопом по галактике до кучи. А больше никому! Слышите гражданин Никому. Я персонально к вам обращаюсь. Всем остальным приятного чтения.
Одна из версий, может быть, самой загадочной и судьбоносной смерти в русской истории. Май 1591 года. Город Углич. Здесь при таинственных обстоятельствах погибает царевич Дмитрий последний сын Ивана Грозного здесь начинается Великая Смута. Содержит нецензурную брань.
Допетровской край Российской Федерации. Наше время. Бессменно бессмертный мэр Гузкин Семён Маркович идёт на очередные выборы. Его главный конкурент Крымненашев Зинаида Зинаидыч. Да будет схватка. И живые позавидуют мертвым! Короче про любовь! Содержит нецензурную брань.
Новый сборник рассказов о любви и жизни. В основном произведении Прохор Налётов становится главным редактором газеты, переосмысливает принципы работы всей медиасферы, разоблачает современную российскую «богему» и участвует в битве между серыми и синими ангелами.
Вылетевший как пробка и вновь пристроившийся на работу охранник. Девица, путающаяся в мужчинах, но не в шубках. Парочка толстосумов, мечтающих попасть на завтрак к крокодилу. Пёс, по долгу службы присматривающий за горсточкой нерадивых альпинистов. Все они герои нового сборника рассказов, юмористических и не только.
Герои коротеньких рассказов обитают повсеместно, образ жизни ведут обыкновенный, размножаются и в неволе. Для них каждое утро призывно звонит будильник. Они, распихивая конкурентов, карабкаются по той самой лестнице, жаждут премий и разом спускают всё на придуманных для них распродажах. Вечером — зависают в пробках, дома — жуют котлеты, а иногда мчатся в командировку, не подозревая, что из неё не всегда возможно вернуться.
С тех пор, как в семью Вадима Тосабелы вошёл посторонний мужчина, вся его прежняя жизнь — под угрозой. Сможет ли он остаться собой в новой ситуации?..
Книга составлена из отдельных небольших рассказов. Они не связаны между собой ни по времени, ни по содержанию. Это встречи с разными людьми, смешные и не очень эпизоды жизни, это размышления и выводы… Но именно за этими зарисовками обрисовывается и портрет автора, и те мелочи, которые сопровождают любого человека всю его жизнь. Просто Борис Криппа попытался подойти к ним философски и с долей юмора, которого порой так не хватает нам в повседневной жизни…
Владимир Минач — современный словацкий писатель, в творчестве которого отражена историческая эпоха борьбы народов Чехословакии против фашизма и буржуазной реакции в 40-е годы, борьба за строительство социализма в ЧССР в 50—60-е годы. В настоящем сборнике Минач представлен лучшими рассказами, здесь он впервые выступает также как публицист, эссеист и теоретик культуры.