Новочеркасск. Кровавый полдень - [5]

У станков в цехах остались ветераны, рабочие предпенсионного возраста и прослойка партийно-комсомольского актива. Но и они понимали претензии своих товарищей. Из ядра митингующих в сквере выделялись агитаторы, уходившие в другие цеха и призывающие остановить работу.

Долго уговаривать никого не приходилось, и число оставивших рабочие места постоянно увеличивалось. Несколько сот человек вышли через проходную на площадь у заводоуправления. Как в войну, надсадно-прерывисто гудел заводской гудок. Его включила в подвале компрессорной станции группа рабочих. Сопротивлявшегося сторожа для видимости связали, около рычага оставили дежурных с наказом, чтобы гудки не прекращались. Так и было. Позже к этому тревожному звуку, слышному на всю округу, присоединился гудок паровоза. Железная дорога проходила совсем рядом, в нескольких десятках метров от завода, и рабочие использовали стальную магистраль в своих целях. Разобрали штакетник забора и перегородили пути, остановив таким образом пассажирский поезд Саратов-Ростов, проходивший Новочеркасск около полудня. Конечно, рабочим было жалко томившихся в горячих вагонах пассажиров, и особенно детей» но поезд все равно не пропустили. Уж очень хотелось забастовщикам, чтобы в Москве узнали, как «зажимают» рабочий класс.

Главный инженер завода С. Елкин, достаточно уважаемый на заводе человек, сделал попытку освободить дорогу составу, однако она не увенчалась успехом. Сначала инженер выгнал из кабины машиниста своих рабочих, затем они его. Попросту вытолкали на насыпь, пригрозив кинуть в топку, надавали тумаков. Но и этим не закончилась эпопея с Елкиным. Не видя вокруг никакого иного начальства, его заставили влезть на импровизированную трибуну и отвечать перед многотысячной толпой. Но что он мог сказать? Вопросы были, как говорится, не в его компетенции, и вскоре после неубедительных ссылок Елкина на разумную волю партии его стащили с машины и отправили восвояси.

«Как жить дальше?» — рабочие с отчаянием задавали этот вопрос. Из него вытекал следующий, извечный: «Что делать?». Но не нашлось никого, кто бы смог ответить на них, погасить конфликт в зародыше.

Свои главные требования забастовщики оформили в надписи на большом плакате, который вывесили на высокой металлической опоре линии электросети у железнодорожного полотна (дорогу переводили на электротягу). «Мясо, масло, повышение зарплаты!» — плакат возвещал о самом насущном. Другие претензии звучали в выступлениях самодеятельных ораторов, трибуной для которых стал козырек переходного тоннеля, выходящий на площадь заводоуправления. Выступления были самые разные. Обличали директора Курочкина, ругали и остальное начальство. Но больше говорили о том, что живут впроголодь. Что никак не разбавить мясом и маслом опостылевшую еду — хлеб, картошку, квашеную капусту, соленые помидоры да огурцы. Что тяжело растить детей, которые молока не видят, что пет им места в детском садике и жизнь проходит в бараках… В поиске виновных рабочие доходили и до причин повыше, недобрым словом поминая Хрущева. На тендере остановленного паровоза мелом написали: «Привет рабочему классу! Хрущева на мясо!».

Из воспоминаний П. Сиуды:

Раздавались призывы послать делегации рабочих в другие города, на другие предприятия, к захвату в городе почты и телеграфа с целью отправки во все города обращений с призывами о поддержке забастовки электровозостроителей. Тогда же прозвучали первые сообщения, что дороги к городу перекрыты, блокированы милицией и войсками. Я не намерен был выступать на митинге. Но меня беспокоили призывы к захвату госучреждений. Я хорошо помнил рассказы участников событий в Венгрии и в Грузии. Попытка захвата госучреждений в городе была чревата слишком тяжелыми последствиями. Позже власти эти призывы охарактеризовали как призывы к захвату власти в городе. Услышав призывы к захвату госучрежедений, я выступил с призывом продолжать забастовку, сохранять выдержку, твердость, организованность. И призвал на следующий день всем идти в город демонстрацией, выработать общие требования и предъявить их властям. Так и решено было сделать.

С каждым часом обстановка становилась все напряженней. Толпа возрастала. К бастующим заводчанам присоединились подошедшие с окрестных жилых районов женщины, дети. Целыми семьями стояли люди у завода-кормильца, обращая к безответным заводским стенам свой гнев. Впрочем, у стен были уши. С самого начала в толпе рабочих находились переодетые агенты КГБ. О том, что происходит на площади, что говорят и что планируется делать, знали те, кому было положено это знать. Они же передавали информацию своим руководителям.

О том, что происходит в Новочеркасске, Хрущев знал уже с утра 1 июня. Как знал и о том, что по всей стране проходят волнения в ответ на Постановление правительства о повышении цен. Волнения разной степени — от недовольных высказываний до акций протеста. Об этом шли докладные КГБ, но Хрущева волновали глобальные проблемы, незыблемость коммунистической системы не подлежала сомнению. В Москве, в первый день лета — День защиты детей, проходили торжественные, радостные мероприятия. Выступая на открытии Дворца пионеров, Никита Сергеевич говорил о счастливом детстве советских детей.