— ГАУДЭАМУС — возрадуемся, что я допустил ошибку! ЭРРАРА ХУМАНТУМ ЭСТ — человеку свойственно ошибаться, — сказал Алхимик. Он часто выражал свои мысли при помощи ученой латыни, но, жалея студентов, каковые по нерадивости могли еще не выучить языка, всегда сейчас же дословно переводил сказанное.
Алхмик был чрезвычайно стар: катились по дряблым отвисшим щекам и исчезали среди седых волосков реденькой бородки слезы, выступившие не столько от крепкого спирта (ученики уже неоднократно подливали в емкость дистиллированной воды, чтоб скрыть убыль), сколько от душевного волнения; заметно дрожали руки с суставами-узлами, обтянутые темной, напоминающей пергамент ветхих средневековых манускриптов, кожей в неярких старческих веснушках; профессорская мантия была потрепана и кое-где прожжена химикалиями, но рассеянный взгляд мутноватых глаз светился добротой, из-за которой Алхимик прослыл среди молодежи приюта «свойским стариканом».
Ученый неверными шагами подошел к кафедре, сел в дубовое кресло, имевшее высокую неудобную резную спинку, и с внезапно проснувшимся исследовательским интересом обратился к Русалочке:
— Ты новенькая? ХОМО НОВУС?
— Да, она только сегодня утром прибыла, всего на Этом свете боится, — ответила за свою робкую подругу Ведьмушка. — А как вы распознали, учитель?
— В ней не закончены переходные процессы. Видишь ли, пытливая отрочица, у полностью прошедших превращение русалок есть ДИФФЭРЭНЦИА СПЭЦИФИКА — отличительный признак: они не дышат. Ну, посуди сама, зачем в воде, их среде обитания, рудимент в виде легких? Дыхательные же функции организма сей девицы полностью не утрачены, ЭРГО — следовательно, он еще не адаптировался, то есть твоя новая подружка находится в промежуточной стадии. Хотя, конечно, долго пребывать в таком неустойчивом положении она не сможет. ТЭМПОРА МУТАНТУР ЭТ НОС МУТАМУР ИТ ИЛЛИС — времена меняются, и мы меняемся с ними.
— Ничего у вас не понять. Объяснили бы прямо: нелюдь она уже или все еще человек?
— «О, САНКТА СИМПЛИЦИТАС — святая простота!» Так сказал Ян Гус старушке, подкладывавшей щепки в костер, на котором его сжигали. Да СИТ ВЭНИА ВЭБО — простится мне это выражение.
— «„Святая“ — неприличное слово, растлевающее молодежь!» Это я вам цитирую господина Оборотня, учитель, — рассудительно заметила Ведьмушка. — Мальчики из параллельного класса написали это ругательство в туалете, так он заставил их вылизать стену языками.
— Не будем называть имен — НОМИНА СУНТ ОДИОЗА, — попросил Алхимик, и потер свою челюсть, вспомнив, по-видимому, про какие-то свои педагогические конфликты с коллегой.
— Но господин Оборотень…
— Помолчи, пожалуйста. Ты всегда казалась мне более разумной, чем другие фанатички, ворующие из лаборатории реактивы для изготовления своих омерзительных мазей с антигравитационным эффектом.
— Да что вы раскипятились? Давайте-ка я вам… как сказать на латыни «отец»?
— ПАТЕР.
— Давайте-ка я вам, патер, еще яда плесну.
Ведьмушка налила из бутыли в чарку Алхимика и хотела с воспитательной целью дать понюхать спирт Хьюго, но не успела, потому что почуявший неладное ярчук мигом залез под стол и закрыл обеими передними лапами вытянутую морду с влажной «пипкой» носа, не желая повергать свое обоняние опасным опытам.
Алхимик благосклонно принял от Ведьмушки чарку, но пить не стал, а, отставив в сторону, нацепил на нос смешные круглые очки, одна из линз которых треснула пополам.
— Подойди ко мне, дитя мое, я хотел бы тебя обследовать. ДОЦЭНДО ДИСЦИМУС — уча, мы сами учимся.
Поискав среди колб и пробирок, наполненных то отливающей сильным металлическим блеском ртутью, то белым зернистым порошком поташа, используемом при выдувании стекла, а то и человеческой уриной, Алхимик вытащил из тигля неведомо как туда попавший медицинский стетоскоп — деревянную трубку с расширением на конце для прослушивания тонов сердца.
— Не пугайся, иди; патер, он невредный, — шепнула на ухо Русалочке ее подруга и покровительница, успевшая за длинный страшный день доказать свою преданность, поэтому Русалочка безбоязненно подошла к креслу ученого, а Ведьмушка занялась Сэром Баскервилем: уселась на него верхом и стала выбирать из его короткой шерсти репьи.
— А впрочем… — протянул старый учитель, сунув стетоскоп обратно, но на этот раз по рассеянности не в тигель, а в глиняный с блестящей томпаково-бурой поливой горшок для кальцинации, и взявшись за чарку, — …в осмотре нет необходимости! Существование переходной фазы или стадии отрицать не приходится. Я, если вам угодно, и сам тому пример. Хлебнул по недосмотру вместо АКВА — воды…
— Врёте-с! Когда это вы одну гольную воду пили? Истина — в вине, — подала реплику Ведьмушка.
— Ну, хорошо — БЕНЭ! Хлебнул по недосмотру вместо АКВА ВИТЭ — водки — эликсира бессмертия, над которым работал по заказу одной августейшей особы, и впал в состояние, подобное летаргии: и на Том свете не умер, и на Этом не живу!
Старик грустно покачал головой и спросил Русалочку:
— Ты, наверное, до сих пор не понимаешь, что с тобой случилось, и как ты оказалась в приюте?
— Нет, господин патер.
— Х-м, лучше называй меня МАГИСТРОМ — учителем, да и величать мою недостойную персону не к чему, так как познание НАТУРЫ — природы — через опыты не терпит светских церемоний: некогда, знаешь ли — то одно отфильтровать нужно, то у другого сухая возгонка заканчивается… А как ты себя чувствуешь, дитя мое?
