Новеллы и повести - [124]
Я видел неисчислимое множество миров, решал запутанные вопросы, вызывал тьму-тьмущую образов, видений, картин, доходил до безумия. Однако же — теперь я это знаю — никогда не упускал я из виду конечной цели, к которой стремился. Ничего более не могу я сделать, окончен мой труд. Нет у меня сил, но нет и страха, не трепещу в ожидании последних минут; даже простого любопытства нет во мне. Нет желаний, и нет отвращения. Вскоре истечет оставшееся время. Много ли осталось? Мало? Может, уже кончилось? Все равно».
Еще одна-единственная, последняя звезда заглядывала к нему сквозь решетку. Она уже гасла, пропадала и снова появлялась на том же самом месте. Еще раз дотянулся до решетки ее слабенький луч и растаял в сером свете надвигающегося утра.
За окном, крадучись, приближался бледный день. Желтый свет настольной лампы, сочетаясь с сумраком, еще создавал иллюзию глубокой ночи. Желтый свет предлагал еще долго ждать, успокаивал, обещал минуты спокойствия, призывал ни о чем не думать. Но день неумолимо вступал в свои права, отнимал у ночи пядь за пядью ее владения. Он шел, рос, втискивался во все темные углы, лишал предметы их теней, обнажал ложь, распространяемую желтым светом. День грубо врывался со своей безжалостной правдой, опрокидывал все, что еще драпировалось в иллюзии, он был уже везде, ибо настало его время. И больше не могла притворяться жалкая лампа, делать вид, будто она еще нужна.
Где-то неподалеку щебетали птицы. Вслушиваясь в этот живой, спокойный голос природы, столь привычными звуками встречающей новый день, он начинал замечать, что птичий щебет для него как бы нечто чужое, остраненное, что ему нисколько не интересен этот новый день, этот еще один день.
Жизнь, люди, весь мир — все, что было, и есть, и будет, размеренным, медленным шагом удалялось прочь, уменьшалось в размерах, превращалось в плоскую серую безбрежность. При усилии можно было бы что-нибудь там разглядеть, но не стоило прилагать усилий. Века и теперешняя малая минутка слились в одно целое, стали каплей океана. Застывшая бесцветная водная гладь сливается с небом; возможно, где-то там есть острова и материки. Но душа готова вечно пребывать среди этой пустыни, в тихом, недвижном бесчувствии.
Пришло радостное ощущение, что так будет всегда и ничего больше не изменится. Все глубже погружался он в незамутненную вечность бытия. Он понимал сейчас, о чем думают горные вершины, возникшие в давние-предавние времена, что хотят передать они грядущим векам, людям, народам. У него, пожалуй, не было теперь даже мыслей; просто их тени скользили обрывками облаков над высокими горами. Он услышал шелест осенних листьев и понял их проникновенные речи. Как же глуп и невежествен гордящийся собою человек и как же несчастлив он в своей гордыне!
Всего лишь краткий миг длилось это состояние покоя и прозрения, но ему казалось, что он окунулся в холодный чистый источник. Смыла чудодейственная вода с него все горести людские. Теперь он готов умереть. Жизнь, дела, мысли сплавились в одно, в ясный четкий символ, слились в один глубокий звук. Смерть? Уже не крылось за этим понятием страха, насилия, отчуждения от всего, что остается. Вместо недавнего смятения чувств в душе царил мудрый покой.
«О, какое бы найти слово — простое и точное — и оставить, передать его людям! Чтобы они не боялись смерти, ибо без жертв не изменить облик мира. Пусть бы это прибавило сил тем, кто борется и кто, может быть, дождется победы».
Эта мысль держалась какое-то мгновение и тоже отошла. Он ощущал, как свершалась в нем необъяснимая перемена. Спокойно подумал, что вот скоро, уже совсем скоро он перестанет чувствовать, мыслить, желать. Тело растворится в земле и станет ею. Он дотронулся до своего лица, внимательно разглядывал руки, словно бы раздваиваясь и видя свое отражение в зеркале: на фоне очень белой стены бледное лицо, глаза, обведенные кругами. Он смотрел сам на себя как посторонний человек, хотя в своем взгляде еще читал мысли и ловил их стремительный бег.
Мысли были новые — спокойные и ясные. Он понял — все бренно, но все участвует в круговороте жизни, и человек, живой и погибший, тоже частица того, что называется вечностью. На жизнь он глядел словно бы издали, сверху: вот суетятся люди, вот колышутся растения, вот ходят звери. Родятся, живут, гибнут твари, создания, чудовища, а человек изучает их, считает, сортирует. Он сейчас чувствовал себя свободным от всяческих забот; жалел мир, который оставался, жалел людей. Жизнь с ее великими целями и свершениями входила в сознание как порождение ночного кошмара, а настоящее — это то, что должно скоро произойти. Если бы его повели сейчас, сию секунду, он, пожалуй, даже не заметил бы уводящих его людей. Вряд ли даже понял бы, куда идет, и ступил бы за грань сознания, не ощущая своих последних минут. Но время шло, время опаздывало; он понял, почувствовал, как ускользнул тот необходимый, тот единственно нужный душевный лад.
Это было жестоко, бесчеловечно, будто внезапно прервали исполнение приговора, и он, уже наполовину неживой, со связанными руками должен был ждать, пока палачи выполнят какую-то пустяковую формальность. Кто-то подает ему какой-то документ; кто-то проверяет, правильно ли все написано; кто-то ждет, пока эта формальность не будет закончена, чтобы продолжить начатое.
«Богатство кассира Спеванкевича» — один из лучших романов известного польского писатели Анджея Струга (1871–1937), представляющий собой редкий по органичности сплав детективной и психоаналитической прозы. Отталкиваясь от традиционного, полного загадочных и неожиданных поворотов криминального сюжета, в основу которого положено ограбление банка, автор мастерски погружает читатели в атмосферу напряжоннейшой, на грани ирреального бреда, душевной борьбы решившегося на преступление человека.
Прошла почти четверть века с тех пор, как Абенхакан Эль Бохари, царь нилотов, погиб в центральной комнате своего необъяснимого дома-лабиринта. Несмотря на то, что обстоятельства его смерти были известны, логику событий полиция в свое время постичь не смогла…
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Цирил Космач (1910–1980) — один из выдающихся прозаиков современной Югославии. Творчество писателя связано с судьбой его родины, Словении.Новеллы Ц. Космача написаны то с горечью, то с юмором, но всегда с любовью и с верой в творческое начало народа — неиссякаемый источник добра и красоты.
«В те времена, когда в приветливом и живописном городке Бамберге, по пословице, жилось припеваючи, то есть когда он управлялся архиепископским жезлом, стало быть, в конце XVIII столетия, проживал человек бюргерского звания, о котором можно сказать, что он был во всех отношениях редкий и превосходный человек.Его звали Иоганн Вахт, и был он плотник…».
Польская писательница. Дочь богатого помещика. Воспитывалась в Варшавском пансионе (1852–1857). Печаталась с 1866 г. Ранние романы и повести Ожешко («Пан Граба», 1869; «Марта», 1873, и др.) посвящены борьбе женщин за человеческое достоинство.В двухтомник вошли романы «Над Неманом», «Миер Эзофович» (первый том); повести «Ведьма», «Хам», «Bene nati», рассказы «В голодный год», «Четырнадцатая часть», «Дай цветочек!», «Эхо», «Прерванная идиллия» (второй том).
Рассказы Нарайана поражают широтой охвата, легкостью, с которой писатель переходит от одной интонации к другой. Самые различные чувства — смех и мягкая ирония, сдержанный гнев и грусть о незадавшихся судьбах своих героев — звучат в авторском голосе, придавая ему глубоко индивидуальный характер.