Новеллы - [7]
Торговец костями вытирает пот со лба. Он хотел было рассказать, что его дочь выходит замуж, но раздумал.
— К субботе должно быть готово! — бросает он.
— Но заказ эрцгерцога… — кудахчет владелица прачечной, и в этот момент, ярко вспыхнув, перегорает предохранитель, гаснет свет. Машины в темноте продолжают гудеть. Рабочие в растерянности суетятся. Всех охватывает желание бежать… Но вскоре становится ясно: просто выбило предохранитель. Тем временем рядом с машинами загораются свечи. Их разносят два белых «ангела». К хозяйке и заказчику подбегает человек со свечой в руке. Он дрожит от холода, лязгает зубами, у него мутный, блуждающий взгляд. Приблизившись к владелице вплотную, он хриплым шепотом произносит:
— Я схожу с ума от жары.
Это истопник. Он поднимает вверх свечу, словно хочет показать языки пламени на своем теле. У него обветренные, потрескавшиеся губы, сухая кожа обтягивает тощую плоть. Грудь перепачкана сажей, из-под белых выцветших век горят зеленые глаза. Истопника все сильнее трясет озноб, он стоит на сквозняке. И вот-вот упадет в обморок.
Владелица в панике встряхивает его и визжит:
— Котлы взорвутся, марш на место!
— Я схожу с ума от жары, — сипло шепчет истопник. Хотя он уже сильно продрог, но уходить в котельню не желает.
— Господин Шандор! — кричит владелица, подзывая мастера, и тот послушно бросается к ней.
— Слушаю.
— Истопник не хочет работать.
— Надо, — произносит мастер, — вы же здесь простудитесь, — продолжая убеждать рабочего, он подталкивает его в сторону котельной.
Но от мигающих глаз остальных не укрылась эта сцена, все содрогаются. Нервы у людей напряжены до предела, а истопник отказывается работать. Никто уже не прислушивается к гулу машин. Наклонившись друг к другу, они переспрашивают:
— Что он сказал? Что сказал?
Проходит несколько секунд, и вдруг раздается громкий лязг. Это истопник швырнул на пол лопату, которой загружает уголь. Задыхаясь от ярости, он очумело хватается за предохранительный клапан. Со свистом вырывается пар. Слышен ужасный крик обезумевшего от духоты человека:
— Не буду я больше топить, я с ума схожу от жары!
Подняв вверх свечи, рабочие кидаются к нему, но тут же разбегаются, а кое-кто даже выскакивает на залитую солнечным светом улицу и там, к удивлению прохожих, застывает на месте. Малейший шум внизу невыносим: в тесном помещении пугливые расспросы сразу же превращаются в гул; женщины, испугавшись крика истопника, побросали раскаленные утюги. Чахоточный громко орет:
— Негодяй, негодяй!
И оборачивается к перепуганным рабочим:
— По местам! Ничего не случилось!
Но тут мастер вдруг разражается кашлем и падает на пол — у него открылось кровохарканье. Владелица визгливо кричит:
— Мужа, мужа бы сюда!
А истопник, совсем лишившись рассудка от собственных воплей, порывается куда-то бежать. Верно, чувствует огонь в своих жилах, в желудке и боится вспыхнуть. Вскоре он теряет голос, скулит, рвется наружу, но теряет сознание.
Торговец костями меняется в лице — попасть в такую переделку из-за собственной скупости! Он подхватывает истопника и тащит его наверх, к выходу. За ним следом, причитая, ковыляет хозяйка прачечной. Наверх, боясь, что взорвутся котлы, устремляются и все оставшиеся внизу рабочие.
Кроме истопника, один только мастер мог бы погасить огонь, снизить давление, но он лежит без сознания, изо рта у него течет кровь.
Снаружи, на солнечном свету, стоят в белоснежных накидках девушки из отдела воротничков, разношерстно одетые гладильщицы сжимают в руках почти готовые вещи, и все зовут на помощь. Улица пронизана их резкими криками. Кое-кто возвращается вниз, в прачечную, но приблизиться к котлам не осмеливается. Торговец перетаскивает истопника на другую сторону улицы и кладет его на тротуар. Несчастного бьет озноб, он без сознания.
Из уголка рта у истопника течет слюна, кто-то плещет ему на грудь воду, он судорожно дергается, потом вытягивается и застывает неподвижно, словно мертвый. Разгоряченное тело его остывает на прохладном воздухе, из груди вырываются стоны.
— Кончается, — перешептываются вокруг.
А мастер, лежа внизу в клубах пара, в гуле разогревшихся машин, среди дико вращающихся ременных приводов в беспамятстве что-то кричит…
Брат мой, это глас, вопиющий в пустыне; услышав резкий свист вырывающегося из машин пара, все снова убегают. Лучше со смирением смотри прямо перед собой, пусть очи твои полнятся чистотой и синевой, с покорностью жди неизбежного. Прислушайся; когда умирает безгрешный рабочий, мягче гудят ременные приводы машин, а дрожащее пламя свечей вырастает до самых небес, поглощая твою душу. Покорись, пролетарий, своей судьбе, к этому вынуждает тебя беда. Голова мастера дергается, тело его вытягивается.
Наверху прибывают пожарные и «скорая помощь». Собирается толпа.
— Что такое? Несчастный случай? — задыхаясь, на бегу спрашивают люди.
Над телом лежащего на мостовой истопника плачут женщины-работницы. У некоторых из них еще горят в руках свечи, а из окон подвала все гуще валит пар.
1927
Перевод С. Фадеева.
НАШЛАСЬ РАБОТА
Измена! Меня предали мои сказки! Встрепенувшись ото сна, они трясут меня, толкают, колотят — гонят на работу!.. Но я не поддаюсь! Чтобы я стал поденщиком? Трудягой с грубыми, мозолистыми руками?
«В Верхней Швабии еще до сего дня стоят стены замка Гогенцоллернов, который некогда был самым величественным в стране. Он поднимается на круглой крутой горе, и с его отвесной высоты широко и далеко видна страна. Но так же далеко и даже еще много дальше, чем можно видеть отовсюду в стране этот замок, сделался страшен смелый род Цоллернов, и имена их знали и чтили во всех немецких землях. Много веков тому назад, когда, я думаю, порох еще не был изобретен, на этой твердыне жил один Цоллерн, который по своей натуре был очень странным человеком…».
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.