Новеллы - [23]

— Ну что же, боритесь, — нарушил молчание Хорват, — а я погляжу на вас.

Парни не шелохнулись.

— Ну, начинайте же, чего испугались? — подхватила хозяйка.

И они снова бросились друг на друга.

Хорват сел, тихонько ворча себе под нос, и стал поглядывать на жену, на парней. Он видел, как подручные бросали на его жену лихорадочные, шальные взгляды, и видел, как та, разинув рот от волнения, таращила глаза на могучие их тела, поросшие волосами груди. «Да ведь она будто пьяная…» Сердце у мясника бешено застучало. «Анна… опомнись, Анна», — хотел он крикнуть жене. «Что же делать?» — пытался собраться с мыслями Хорват. От возбуждения у него тряслись колени, руки сжимались в кулаки, а порой ему казалось, что он кого-то душит ими. Перед глазами волнами колыхались молодые тела вновь распалившихся парней. Слышался отчаянный топот, шлепки, надрывные хрипы. Они кусали губы, судорожно выгибали шеи и тискали друг друга в железных объятиях. Лицо Анны зарделось; прикрывая ладонью рот, чтобы не закричать ненароком, другой рукой она нервно барабанила по колену. Хорват тяжело вздохнул. Он нутром ощутил, как трепещет в эту минуту все ее тело, и вспомнил, с каким раздражением отталкивала его жена, когда он и так и этак пытался подкатиться к ней под бочок, — она была холодна. Теперь же душа ее блудная так и ликует, вся устремленная к борющимся парням. Видя, как Пишта снова и снова прижимает Ковача к земле, а тот, будто утопающий, все же выныривает из-под навалившегося сверху противника и гордо оглядывается на хозяйку, Хорват понимал, что она негласно уже обещала себя победителю. Разве мог он надеяться отстоять жену в этом яром разгуле молодой необузданной силы?

Пока бушевала решающая схватка, мясник постепенно собрался с духом. Спасительная мысль улыбкой скользнула по его лицу. Он вскочил и радостно завопил:

— Жми! Жми его крепче!

И, с неожиданной резвостью бросившись к борющимся, нагнулся над Ковачем — проверить, не побежден ли он, не поленился даже подсунуть два пальца ему под спину.

— Не коснулся! Встать, давайте сначала!

— Оставь их, чего лезешь судить! — полоснул его окрик жены.

Хорват, оглянувшись, только рассмеялся и продолжал подзадоривать парней, чтобы как следует измотались.

Вот Ковач как будто выдохся в объятиях Пишты, чуть расслабился, и этого было достаточно: тот навалился, притиснул его к земле и, пыхтя, придавил коленом — положил на лопатки.

Они, отдуваясь, поднялись. Один из подручных стал сворачивать одеяла. Остальные, одурев от усталости, глазели на победителя — он сопел, прижимая к груди пудовые кулачища.

Хорват чувствовал себя среди них таким же лишним, как трезвый — в компании бражников. Героем дня был Пишта. Мясник, сдвинув брови, задумался, потом вдруг азартно скинул кожанку и принялся не спеша засучивать рукава. На улыбку, с которой он посмотрел на жену, та ответила неприязненным взглядом. Наконец, тщательно закатав рукава, он сплюнул сквозь зубы в ладони и прищурился на победителя:

— Ну, Пишта, давай-ка еще со мной, а там отдохнешь, — сказал Хорват и сам расстелил одеяло.

Парни вздрогнули, изумленные. Жена подошла поближе. «Чего это он задумал? Костей ведь не соберет, старый увалень!» Хорват уже торопливо расстегивал пуговицы на рубахе, но Пишта не двигался. Нет, с хозяином он бороться не будет.

— Ну пошли, — всерьез сказал ему Хорват, — не заботься, что я твой хозяин.

Уговаривать Пишту никто не решался, все вдруг поняли, о каком поединке тут речь.

Хорват вплотную придвинулся к подручному и вызывающе рванул его за руку. Правую стопу он крепко упер в землю, чтобы левой рукой обхватить противника за пояс, а другой незаметно ударить под ложечку. Пишта, которого этот рывок привел в бешенство, сжался в комок и — эхма! — бросился на хозяина. Лицо Хорвата на мгновенье посерьезнело, и уже снова его осветила хитроватая улыбка; левую руку он уверенно вытянул вперед, чтобы крепко обвить ею тело подручного.

«Не разучился старик бороться», — думали парни, со страхом наблюдая за поединком.

Нога Хорвата так крепко уперлась в землю, что Пишта, кинувшийся вперед, споткнулся. И тут же мясник что было сил рванул его на себя, незаметно отвел кулак и бесшумно ударил соперника в живот. Пишта, вскрикнув, закрыл глаза. А Хорват обхватил его грудь руками и стал сжимать, багровея от натуги; потом легко, будто полтуши теленка, приподнял обмякшего парня и грохнул на землю. Он даже не стал прижимать его коленом, а отошел в сторону, сбивая с одежды следы борьбы. Когда он медленно потянулся за кожанкой, собираясь надеть ее, к нему неслышно подбежала жена и молча подхватила полу. В глазах у нее блестели слезы, щеки пылали. Она хотела что-то сказать, но только и выдавила из себя:

— Обед нынче хорош.

— Ну что же, отведаем! — рассмеялся Хорват и примирительно положил на плечо жены отяжелевшую правую руку. — Пошли обедать, ребята!

1931

Перевод В. Середы.

ХЛЕБ С ЖИРОМ И ЯБЛОКИ

Палка с костяным набалдашником досталась ей от покойного мужа, старуха всегда опиралась на нее при ходьбе. Вот и сейчас она грозила палкой нерадивому Йошке, который размешивал пузырящуюся известь в деревянной лохани. Но парень еле шевелил руками, лишь бы убить время, лениво следил за голубями, что кружили над двором, и наконец с широкой ухмылкой уставился на старуху. Йошка ни чуточки ее не боялся, хотя у старухи прямо руки чесались клюкой огреть его разок-другой: малый где попало разбрасывает черепицу, сгрести в одну кучу речную гальку ему лень, а мешки с цементом валяются у него под открытым небом. Не дай бог дождь польет, и все затвердеет намертво.