Новелла современной Румынии - [22]

— Что же, во всей стране нет других таких же пойм? — поддержал Симеона Гиоака. — Не у нас одних! Да вот у вас тоже земля в пойме, рядом с нашей. Ведь правда?

— Да возьмите вы в толк, люди добрые, что коммунистическая партия за вас взялась, а не за других.

— Это еще не все, дядюшка Илисие, — не унимался Симеон.

— А что еще?

— Вы-то уж знаете, что те места для огорода непригодны. Низина там, и вода все смывает. Там, помните, утоп Павел Чепарку со всем своим луком, да и с бабой заодно. Вы же знаете, как часто нам приходилось сеять кукурузу по два раза в год? Я думаю, неладно выйдет, когда вода зальет и унесет все овощи и картофель, что для рабочих посажены. Да вы сами подумайте и подсчитайте; ведь умный вы человек, да и постарше нас будете.

— Там уж побывали инженеры и все проверили. Они знают что делают.

— Какие такие инженеры? Мы-то знаем, что просто Здрынгэлэу приказал разбить там огород, а Прала сразу же разрешил! — вновь заявили в один голос братья.

— Вы, люди добрые, лучше на рожон не лезьте. Теперь законы новые, не то, что раньше. Как бы не доказали, что вы землей пользовались подпольно.

— А это что еще такое? — удивился Симеон.

— Значит, пользовались скрытно, не по закону.

— Как так? Это мы-то работали скрытно? Да ведь мы там трудимся уж полвека. Старый Вырнав своими руками берег закрепил. За пойму и он и мой отец жизнь отдали! — возмутился Гиоака.

— Это правда. Только вы не признали, сколько у вас гектаров земли.

— А кто знает, сколько их. Нынче они твои, а завтра, глянь, река разольется, вода хлынет и унесет их. Да вы нешто не знаете? Сами поди тоже не признали, сколько у вас там гектаров! — потерял терпение Симеон.

— Ты, Симеон, меня в это дело не впутывай, а то тебе еще хуже будет. Идите вы с богом по своим делам.

— А кто же будет отвечать за огород, ежели его вода затопит? Ведь овощи-то для рабочих, — не унимался Симеон.

— Не твоя это забота. О рабочих заботится партия, а не вы.

— Пусть так. А как же с лесом-то будет? — спросил Гиоака.

— Я вам вот что скажу: попробуйте хоть одно дерево срубить, в тюрьму попадете. Поняли?

— Мы-то поняли, но не для того спрашиваем.

— А для чего?

— Чтобы никто не срубал там деревьев. Потому и посадил их дед Вырнав, чтобы закрепить берег. А вы-то хорошо знаете, что только этими деревьями там земля и держится. Или, может, не знаете? — вышел из себя Гиоака, покраснев как индюк. — Ежели река обрушит берег здесь, у нас, то погибнет вся земля до самого Бырсаньего моста. Хорошо будет?

— Да не кричи ты, а то я вас… — рассердился в свою очередь Илисие Многоземельный, но тут же взял себя в руки и продолжал спокойно: — Может, вы, люди добрые, отчасти и правы. Так и быть, я вас поддержу по силе возможности.

Но он их не поддержал.

Братьев прогнали с поймы и развели там огород.

— Ну и овощей уродилось там в первый год, чудо божье! — продолжал Тоадер. — А река не разлилась, как нарочно, чтобы доказать неправоту двоюродных братьев. Может, рабочим тоже кое-что перепало, но вот Здрынгэлэу, это я уж знаю верно, возами вывозил оттуда овощи и продавал. Ведь Влад-то на каменоломне в начальниках был. Начали они и деревья вырубать. Они-то говорили, что вырубают только кустарник колючий да сушняк, но Кырцэ возами вывозил отборные дрова и к себе домой, и к двум своим любовницам. А Влад из стволов акации мировые доски нарезал на лесопилке в Бодешть. Симеон ходил раза два-три в сельсовет жаловаться, да только там с ним никто и говорить-то не хотел: потому он для храбрости всякий раз перед этим пропускал стаканчик-другой.

— Убирайся отсюда, свинья, нализался и лезешь! — орал на него секретарь сельсовета.

— Ничего, вот я напишу моему брату в Бухарест, и он вам задаст, жулики! — грозился Симеон, а сам еле на ногах держится, того и гляди с лестницы свалится.

— Очень мы боимся твоего брата! Напустим на него Влада, он его так отделает, что любо дорого, как в прошлый раз.

Дело в том, что еще давно, как-то вечером, Влад здорово отлупил на улице брата Симеона.

— Не будет этого! Не будет! — орал Симеон, размахивая кулаками.

Рассказ о пойме Вырнава воскресил передо мной картины детства и разжег злобу, какую я издавна питаю к несправедливости.

— Слушай, Тоадер, — перебил я рассказчика, — давай поедем завтра утром на пойму Вырнава.

— Поедем, но только ежели солнце выглянет и хоть маленько дорогу просушит. Запрягу лошадей, и быстренько туда доберемся. Да ты и места этого не узнаешь. Ничего там не узнаешь.

На второй день нам повезло — распогодилось. Но что вам сказать: когда мы добрались до поймы Вырнава, я не знал что делать — смеяться или плакать. Действительно, пойму было не узнать. Прямо перед нами спускался к реке большой — в пять-шесть гектаров — участок земли, неправильной формы, напоминающий серую облезлую ослиную шкуру. Я вспомнил, как раньше выглядела пойма старого Вырнава. От ее дикой красоты ничего не осталось. Лишь по краям еще печально торчали несколько вязов, как жалкое и неубедительное напоминание о густой пуще. Наверху, на холме, где старый Вырнав соорудил каменную дамбу, чтобы отвести воду от своей земли, теперь ютилась убогая мазанка. Там проживали сторож и двое рабочих, но теперь мы застали лишь одну женщину, которая чистила картошку. Рабочие были на реке и удили там рыбу, но, очевидно, они нас заметили и сразу же пришли к нам. Редко доводилось мне видеть на людях такие жалкие лохмотья. Разодранные ботинки были привязаны шпагатом к голой ступне, а их одежда состояла сплошь из заплат, — видать, это был их обычный рабочий костюм.