Новая жертва - [37]

 После их ухода Диего стало ужасно стыдно. Стыдно стало и Ирене, которая наблюдала эту сцену: Диего пригласил ее к себе, желая как-то загладить грубость и нелюбезность Изабеллы.

 — Здорово ты изменился. Диего, — только и сказала она, но в голосе ее прозвучало разочарование.

 Ирена не стала говорить, что когда-то была от него без ума, что ей неприятно видеть, как он изменился, причем не в лучшую сторону. Она посидела недолго и ушла, оставив у Диего сосущее и тоскливое чувство вины.

 Изабелла хоть и окольным путем, но добилась своего — вряд ли Ирена будет часто бывать в их доме.

Глава 14

 Филомена, призвав к себе Марселу, решительно заявила ему:

 — Если не договоришься с Аной, то можешь собирать вещички и искать себе другое жилье. В моем доме имеют право жить только мои союзники!

 Произнеся эту фразу, она величественно подняла голову и выплыла из комнаты.

 Марселу же сейчас занимало совсем другое. После неудачи с Изабеллой Марселу сходил к врачу, тот его успокоил, что все у него в порядке, что сказались, очевидно, усталость и нервное перенапряжение. Врач его успокоил, но Марселу не успокоился, нервных напряжений у него было хоть отбавляй — дети, Ана, Филомена, Изабелла, черная папка. Так что же теперь ему, записываться в старики?!

 Лишь вечером он поговорил с Филоменой, предложив ей некий план, который должен был устроить всех. Филомена посмотрела на него с любопытством своими круглыми холодными глазами: она всегда ценила Марселу как работника и не случайно до сих пор терпела его под своей крышей. Поглядев внимательно на его бесстрастное лицо, она кивнула головой, выражая свое согласие.

 Теперь у Марселу были развязаны руки, и впервые за много дней он снова словно бы на крыльях полетел к Ане, купив букет цветов, бутылку вина и кое-каких лакомств для ужина.

 — Как я по тебе соскучился, Ана! Если бы ты знала, как соскучился, — говорил он, идя ей навстречу и раскрывая объятия.

 И Ана, гордая, самостоятельная, резкая и решительная, вдруг обмякла и со слезами на глазах, с дрожью под ложечкой приникла к мужу, любовнику, возлюбленному, единственному мужчине, которого любила в своей жизни.

 Больше они не говорили — говорили руки, губы, тела, такие знакомые друг другу, такие родные, они откликались счастьем на радость узнавания, приникали, проникали, сливались, изливали, напаивая друг друга блаженством и счастьем.

 Откинувшись на подушки. Ана отдыхала, она всегда знала, что ее мужчина — самый лучший из всех в мире мужчин...

 Глядя на Ану, не сомневался в этом и Марселу.

 Дети были потрясены, когда увидели Марселу в пижаме, выходящего из спальни матери. Неужели отец вернулся к ним? Похоже, что вернулся. Но надолго ли?

 Мир и покой воцарились в семье. Непрочный мир трудной любви между людьми с любящими телами, но уже не родственными душами.

 Спустя неделю Марселу принес Ане подписать контракт, по которому вся пиццерия «Ла Мамма» отходила к ней, но зато она отдавала свои доли в двух других пиццериях Филомене.

 Ана заколебалась, прежде чем взять ручку и поставить свою подпись. Контракт походил на капитуляцию, а она чувствовала себя в силах продолжать войну.

 — Но ты же воюешь не ради войны, Ана! — воззвал к голосу разума Марселу. — Ты получишь в свое полное владение пиццерию, которую сама создала, свое детище. Ты же так ее любишь!

 И Ана со счастливой улыбкой подписала контракт. После черных дней всегда наступают светлые. Их любовь оказалась сильнее случайных соблазнов, которыми так искушает жизнь.

 —Теперь я снова чувствую себя полновластной хозяйкой своей жизни, — говорила счастливая Ана Китерии. — Я дорого заплатила за свой теперешний покой, но мои дети со мной, Марселу к нам вернулся, и вдобавок я стала полновластной владелицей лучшего заведения в нашем квартале.

 — Очень рада за тебя, Ана, — отвечала Китерия. — Жизнь, она полосатая, это всем известно. А у меня, знаешь, в доме начались какие-то чудеса. Представляешь, я, уходя на работу, уложила, как всегда, маму в постель. Ты же знаешь, она у меня кроткая как голубица, сидит по целым дням в кресле на колесиках, молчит, похоже, и не понимает ничего. Ну так вот, уложила я ее в постель, а потом Розанжела мне говорит, что нашла ее в кресле.

 — Может, ты просто собиралась ее уложить? — спросила удивленная Ана. — Может, подумала, что уложила?

 —Да нет же, нет, — настаивала на своем Китерия. — Столько лет она даже пошевелиться не могла! Как же ей удалось выбраться из постели и сесть в кресло?

 Посудив и порядив, обе женщины решили, что, вероятнее всего, Китерия не уложила старушку в постель перед уходом. Китерия покивала, соглашаясь, но про себя-то она знала: ее мать была в постели, когда она ушла! Однако сейчас ей было не до разгадывания загадок. Сегодня ее снова ждала ночь с Зе Балашу, божественная, потрясающая ночь! А завтра этот вечный бродяга вновь уедет! И она опять будет ждать его и горевать и, возможно, разгадывать загадки...

 — Теперь мы закроем эту пиццерию, — сказала Филомена с язвительной улыбкой, беря из рук Марселу контракт.

 Марселу промолчал.

 Ана сожалела теперь, что рассказала детям историю своего знакомства с Марселу. Она была тогда совсем молоденькой девочкой, стояла растерянная на платформе, впервые приехав в большой город к брату. Среди толпы шныряли газетчики, громко выкрикивая: «Признанные невиновными молодожены отправляются в свадебное путешествие! Дело Феррету! Преступник повесился в камере!» И фотография Марселу и Франчески, она, конечно, куда старше его, а он такой молоденький, хорошенький! А женщины вокруг толковали: «Феррету-то старуха, а у мужа ее денег куры не клевали. А тут мальчик молоденький. Так вот, чтобы и денежки приобрести, и мальчика, только и оставалось, что шлепнуть беднягу. Богачам все можно. А бухгалтер с комбината, которого они засадили в тюрягу, ни в чем не виноват, это уж точно!» Все эти разговоры тогда так поразили ее воображение. Она думала, что подобные истории бывают только в романах или в кино, а не в настоящей жизни. А потом она познакомилась с тетушкой Ниной, с Жукой, узнала, что Марселу Росси вырос у них в семье, потом увидела его. Да-да, так все и началось... Прямо как в романе.