Новая земля (Новь) - [90]

Онъ открылъ дверь, она пошла вслѣдъ за нимъ, тамъ горѣлъ огонь; увидя это, она вошла. Нѣтъ, разъ онъ этого хочетъ, если онъ хочетъ… Она опять здѣсь можетъ остаться, онъ такъ сказалъ, онъ беретъ ее обратно. Она стояла, задыхаясь отъ радости, она ничего не могла говорить; ихъ глаза встрѣтились, онъ притянулъ ее къ себѣ и поцѣловалъ ее, какъ въ первый разъ, какъ тогда, три года тому назадъ. Она закрыла глаза, и въ то же самое мгновеніе онъ почувствовалъ, что ея руки обнимаютъ его.

X

Наступило утро.

Проснулся городъ, громко стучатъ молоты на верфяхъ и въ улицы медленно въѣзжаютъ крестьянскія телѣги. Это старая исторія. На площадяхъ собираются люди, открываются лавки, шумъ все усиливается и бушуетъ, а внизъ и вверхъ до лѣстницѣ карабкается маленькая больная дѣвочка съ газетами, съ своей собакой.

Все это старая исторія

Но лишь къ двѣнадцати часамъ на "Углу" собираются молодые, свободные люди, имѣющіе возможность дѣлать что хочется и долго спать. Тамъ стоятъ нѣсколько замѣчательныхъ лицъ: Мильде, Норемъ и Ойэнъ, двое изъ нихъ въ пальто, одинъ въ плащѣ, - Оэйнъ. Холодно, они мерзнутъ; они стоятъ, погруженные въ свои собственныя мысли, и не разговариваютъ; даже когда неожиданно появился между ними Иргенсъ, въ хорошемъ расположеніи духа и изящный, какъ самый изящный человѣкъ въ городѣ, разговоръ не принялъ болѣе оживленнаго характера. Нѣтъ, было черезчуръ рано и черезчуръ холодно. Черезъ нѣсколько часовъ будетъ уже совсѣмъ другое. Ойэнъ объявилъ о своемъ самомъ послѣднемъ стихотвореніи въ прозѣ "Спящій городъ", ему удалось сегодня ночью довести его почти до половины, онъ началъ писать на цвѣтной бумагѣ и нашелъ это очень удобнымъ. Нѣтъ, вы представьте себѣ тяжелый, давящій покой надъ спящимъ городомъ; его дыханіе, — это потокъ, который можно разслышатъ на разстояніи десяти миль. Проходятъ часы, проходитъ безконечно длинное, длинное время — вдругъ просыпается чудовище и начинаетъ потягиваться. Вѣдь можно изъ этого что-нибудь сдѣлать.

И Мильде высказалъ свое мнѣніе, что можно очень многое изъ этого сдѣлать, если все пойдетъ хорошо, онъ давно уже опять сдѣлался другомъ Ойэна. Теперь Мильде работаетъ надъ своими каррикатурами къ "Сумеркамъ Норвегіи". Да, онъ уже сдѣлалъ нѣсколько смѣшныхъ каррикатуръ и безпощадно высмѣялъ несчастное стихотвореніе.

Норемъ ни слова не говоритъ.

И вотъ на улицѣ появился вдругъ Ларсъ Паульсбергъ; журналистъ Грегерсенъ идетъ рядомъ съ нимъ, теперь группа стала увеличиваться, каждый ее замѣчаетъ, ихъ такъ много собралось на одномъ мѣстѣ. Литература имѣетъ перевѣсъ, литература заполонила весь тротуаръ; люди проходящіе мимо, ищутъ предлога, чтобы снова вернуться и посмотрѣть на этихъ шестерыхъ мужчинъ въ пальто и въ плащахъ. Мильде тоже возбуждаетъ вниманіе; и у него нашлись средства для новаго костюма.

Грегерсенъ осмотрѣлъ этотъ костюмъ сверху до низу и сказалъ:

"Ты вѣдь не заплатилъ за него?"

Но Мильде не слышалъ его, все его вниманіе было обращено на одиночку, шагомъ ѣхавшую по улицѣ. Ничего особеннаго не было въ этой одиночкѣ, развѣ только то, что она ѣхала шагомъ. А кто сидѣлъ въ ней? Дама которую Мильде не зналъ, хотя онъ зналъ весь городъ. Онъ спросилъ остальныхъ мужчинъ, знаютъ ли они ее; Паульсбергъ и Ойэнъ одновременно схватились за лорнеты и всѣ шесть человѣкъ внимательно уставились на даму; но никто изъ нихъ не зналъ ея.

Она была необыкновенно толста и сидѣла тяжело и развалившись въ экипажѣ. У нея былъ вздернутый носъ, она высоко держала голову; красная вуаль на ея шляпѣ спускалась ей на спину. Только болѣе пожилые люди, оказывается, знали ее и кланялись, а она отвѣчала на поклоны съ выраженіемъ полнѣйшаго равнодушія.

Какъ разъ въ ту минуту, когда она проѣзжала мимо "Угла", Паульсбергу промелькнула мысль и онъ сказалъ улыбаясь:

"Но, Боже мой, вѣдь это фру Гранде, фру Либерія".

Теперь и остальные узнали ее. Да, это была фру Либерія, прежняя веселая фру Либерія. Журналистъ Грегерсенъ даже поцѣловалъ ее какъ-то разъ, 17-го мая, подъ веселую руку. И ему вспомнился этотъ день. Это было давно, очень давно. "Нѣтъ, неужели это была она" сказалъ онъ. "Какъ она пополнѣла. Я совсѣмъ не узналъ ея, я долженъ былъ бы поклониться".

Да, это всѣ должны были бы сдѣлать, всѣ знали ее.

Но Мильде утѣшилъ себя и другихъ, говоря:

"Какъ можно ее узнать, если встрѣчаешься съ ней такъ рѣдко? Она никогда не выѣзжаетъ, нигдѣ не показывается, ни въ чемъ не принимаетъ участія; она постоянно сидитъ дома и массируется. Я тоже долженъ былъ поклониться, но… Но я отношусь легко къ этому преступленію".

Иргенсу вдругъ пришла ужасная мысль; онъ не поклонился, фру Гранде могла разсердиться на него за это: она можетъ заставить своего мужа измѣнить его мнѣніе относительно преміи. Да, она имѣла очень большое вліяніе на мужа, это было всѣмъ извѣстно; что если завтра днемъ адвокатъ пойдетъ съ докладомъ къ министру.

"Прощайте!" сказалъ вдругъ Ингенсъ и побѣжалъ. Онъ бѣжалъ, бѣжалъ, сдѣлалъ цѣлый кругъ, это еще счастье, что фру Гранде ѣхала такъ тихо, онъ могъ пойти напрямикъ и догнать ее. Когда онъ вышелъ на главную улицу, ему посчастливилось: фру Гранде увидѣла его низко кланяющуюся фигуру. Онъ поклонился, да, онъ остановился смущенно, снялъ шляпу и поклонился. А она кивнула ему изъ своей одиночки.