Новая надежда России - [39]

– Да, Надежда, – промямлил я, – вы уж проводите меня, пожалуйста. Что-то я притомился у вас.

– Заметно, – подтвердила девушка, нехотя поднимаясь. Она повернулась к нам спиной и беззастенчиво наклонилась, собирая разбросанные вещи.

– Во дает, – восхищенно пробормотал Пуцько и, наконец, тоже вырубился.

Собравшись и слегка приведя себя в порядок, Надя без капли смущения засунула себе в сумку одну из нетронутых бутылок со стола, а затем спокойно взяла меня под руку.

– Пойдем, – позвала она, – хреновину свою не забудь, за которой приехал.

Вдохнув ночной весенний воздух, я почувствовал себя лучше – не могу сказать, что в голове прояснилось, но, по крайней мере, застилающая ум алкогольная муть приобрела свежий привкус оптимизма. Надя вела меня вглубь завода, обходя какие-то будки, глубокие лужи и груды кирпичного боя. Наконец, показался качающийся на ветру фонарь, а за ним – небольшое двухэтажное строение с железной лестницей, поднимающейся наверх, и опоясывающей стены галереей – впрочем, совершенно лишенной изящества. Под лестницей мигала тусклая уличная лампа, еле освещающая вход на первый этаж.

– Пришли, – сказала моя спутница. – Щас не шуми.

Она потянула дверцу, и мы оказались в небольшой каморке, по-видимому, выполняющей функцию вахтерской. На стуле, прислонив косматую голову к стене, тяжело спал тот самый сторож, безуспешно просивший у меня закурить. Под ножками стула валялась пустая чекушка, а за спиной деда висела утыканная гвоздиками доска с ключами. Надя, осторожно вытянувшись и привстав на мыски, сняла один из них и жестом поманила меня обратно. Мы снова очутились на улице, обошли дом сбоку и поднялись на верхний этаж с единственной дверью.

– Всё, – сказала девушка, протягивая мне ключ, – вот тут наши гостевые хоромы. Пока, что ли?

– Спокойной ночи, – совершив некоторое нравственное усилие, я заставил себя попрощаться и взялся за ручку двери. Девушка, однако, не уходила, странно глядя на меня и неловко переминаясь с ноги на ногу.

– Слушай, – сказала она, – пусти меня в туалет, а? Старые козлы напустили полную задницу, сейчас по ногам побежит. Пустишь?

В несчетный раз за вечер подивившись, как легко детская непосредственность в общении уживается с абсолютно недетскими манерами поведения, я пожал плечами и распахнул дверь:

– Да без проблем…

Комната была обставлена крайне скудно – впрочем, каких удобств я мог ожидать на этой паровозной промзоне? Выцветшие занавески, окно с голубенькими шторами, стол, стул, шкаф, неширокая кровать, да ещё дверь санузла – такая тонкая, что я отчётливо слышал, как покряхтывает запершаяся там Надя. Я совершенно валился с ног, поэтому бросил тяжелый кейс на стол и, не раздеваясь, рухнул в постель. Прикрыл глаза на секунду, а открыв их снова, обнаружил рядом с собой Надю, сидящую на краю кровати и осторожно толкающую меня в бок. Свет был потушен, и на фоне окна, освещенного снаружи фонарем, я видел только её силуэт с растрепанными химическими кудряшками. Пьяно покачиваясь, она проникновенным шепотом врала обычную бабскую чушь:

– Ты не бойся, я сейчас уйду. Не думай, я не такая… Просто тут скучно до чёртиков, заняться нечем совсем. Я же универ закончила в Костроме, думала – физиком буду, а попала сюда. А тут вот эти козлы придумали меня подкладывать под каждую приезжую сволочь, да и сами вызывают через день. Ну я и рада, у них же денег до фига, они ж разворовали тут всё, вот и покупают мне, что захочу. И сами вокруг меня пляшут – “Надюша, Надюша”, вот я и ведусь, как идиотка. Даже однажды подрались из-за меня, придурки. Ничего, что я всё это тебе рассказываю? Поговорить тут тоже не с кем. А ты завтра уедешь, и всё забудешь, да?

Я промолчал – мне было всё равно и страшно хотелось спать. Девушка наклонилась ко мне:

– Слушай, а можно я у тебя останусь? До посёлка переть три километра по лесу, а тут я тихонечко посижу и мешать не буду. Можно, а?

И конечно, сразу же стала мешать. Не дождавшись моего ответа, плюхнулась боком ко мне, обняла ногами и потянулась к ширинке. Я вяло отпихнул её руку.

– Нет.

– Ну ты чего? Как тебя звать-то? Максим? Ты давай, Максим, расслабься, я сама всё сделаю… Да что я, не нравлюсь разве?!

– Нравишься, нравишься… Просто есть другая – там, откуда я приехал. Тоже Надя, между прочим…

– Пф-ф, ну так вообрази, что я – это она, и поехали. Так даже проще будет. И ты что, думаешь, тут все остальные паиньки? У этих старых алкоголиков уже и внуки есть, не то, что жёны!

– Ну нет, вы настолько разные, что и вообразить невозможно. Я сказал, отстань!

Но у меня не было сил толком сопротивляться. Узкая девичья рука уже очутилась в ширинке моих брюк, и избавиться от неё не было решительно никакой возможности. Поэтому я поступил самым естественным образом, разом устранив нравственные противоречия: закрыл глаза и немедленно заснул.

21 марта

Проснулся я затемно, испытывая непреодолимое желание сходить в туалет. Голова была такая ватная и тяжелая, что мне никак не удавалось понять, где я и что вокруг происходит. Разлепив глаза, я обнаружил перед собой только бесформенное темное пятно на ярком фоне, и долго не мог сообразить, что вижу. С горечью во рту я подумал, что мешать водку с портвейном было абсолютно недальновидным решением. И это крохотное воспоминание о том, что я вчера пил, неожиданно послужило центром для кристаллизации других мыслей. Осознание реальности постепенно возвращалось ко мне. Взгляд, наконец, сфокусировался, а невнятный силуэт, который маячил в поле зрения, вдруг сложился в субтильную женскую фигурку, осторожно позвякивающую непонятными предметами на столе. Я вспомнил, что именно там оставил доверенное мне устройство, а значит, происходило явно что-то незапланированное и даже опасное.