Новая надежда России - [32]

“Хорошо, Владимир Владимирович, я постараюсь…”

“А вы можете обращаться ко мне не так официально? Просто «Владимир», на худой конец? Кстати, если уж мы заговорили о дочерях, то младшая из них, если не ошибаюсь, уже старше вас. Будет не слишком большой фамильярностью обращаться к вам на «ты», как считаете?”

“Конечно! Только позвольте мне все же называть вас как раньше, по имени-отчеству. Мне так будет привычнее”.

“Ну, как хотите, мне это всё равно…”

Я помолчала и добавила:

“А знаете, я бы не отказалась быть вашей дочерью. Мне кажется, они счастливые”.

«Ну уж нет! В таком случае было бы неправильно вас… то есть, тебя, хвалить и делать комплименты – это отрицательно сказывается на воспитании. А, честно говоря, всё время хочется это делать”.

Я удивленно посмотрела на него:

“Вы шутите, наверное. Я-то самая обычная, а вы – Лидер нации. Это, скорее, мне всё время хочется говорить о том, какой вы замечательный”.

“Вот этого попрошу тебя не делать никогда и ни в коем случае. А то получится, как в басне, где кукушка хвалит петуха, а он… ну и так далее”.

Он поднялся со скамейки и встал передо мной – широкий, спокойный, уверенный, и ещё раз внимательно посмотрел на меня. Я, подняв голову, поймала его взгляд. Он сказал:

“У тебя замечательно счастливые глаза, Надежда. Никогда в жизни не встречал девушку с такими глазами. Счастье женщины – это то единственное, что по-настоящему важно мужчине, даже власть с этим не сравнится…” – И добавил весело: “Так что ты поменьше ходи тут с таким довольным видом, у нас мужиков много, вмиг под венец потянут! Шучу…”

Потом стал прощаться:

“Теперь мне надо идти. Жаль, что не получается беседовать с тобой чаще, но гарантирую, мы скоро увидимся”.

“А когда?” – не утерпела я, и тут же смутилась от того, что навязываюсь. Но мне было мало короткой беседы, я хотела ещё. – “Ой, не обращайте на меня внимания. Вы же так заняты…”

“Через несколько дней нас с коллегами ждет большое путешествие – своеобразная инспекция по регионам. Будет замечательно, если ты согласишься составить компанию в этой поездке. Надеюсь, ты не откажешь в этой просьбе, правда?” – Он смотрел мне в прямо глаза своим мягким, слегка насмешливым взглядом, ни капли, конечно, не сомневаясь, что я буду счастлива сделать всё, что он пожелает. Я тоже поднялась, и он положил мне руку на плечо: “Все будет хорошо и очень интересно, Надя. Мне кажется, что нам обоим очень повезло, что именно тебя в тот день попросили принести чаю… Не прощаюсь. До встречи”.

И пошел, быстро, но не торопясь. Обернулся, помахал рукой, обернулся снова, и уже затем скрылся за поворотом тропинки.

Ох, мамочки мои, да я же влюблена по уши!

20 марта

Проснулся я поздно, и в оконце кунга над лежанкой уже светило яркое белое небо. На часах было двенадцать, а снаружи раздавался невнятный шум. Кряхтя, я согнул на кровати затекшее тело, приподнялся и выглянул в окно. Перед тем, как вырубиться, я приткнул машину прямо на обочине у покосившегося заводского забора, так что теперь хорошо видел, как через проходную, буквально в нескольких метрах от меня, потоком валили люди. Выходя из узких дверей, они старались как можно скорее перебежать дорогу и втиснуться в три потрепанных автобуса, которые явно были не способны вместить всех желающих. Автобусы были грязно-желтые, разваливающиеся, дребезжащие, как будто внутри них кто-то колотил по ящикам с пивными бутылками – с улиц моего города такие чудовища безвозвратно исчезли ещё лет десять назад. Бока этих скрипучих одров, как и ворота проходной, были горделиво украшены эмблемой предприятия – звездой на колесиках, оснащенной непристойно торчащей паровозной трубой. А может быть, пушкой, не разберешь. Бренчание автобусов и бодрая ругань людей, штурмующих их двери, по всей видимости, и создавали разбудивший меня гул. Куда и зачем они все так торопятся, подумал я, но тут же вспомнил свою мать, всю жизнь проработавшую экономистом на таком же заводе, и догадался, что настало обеденное время, а следовательно, автобусы забирают людей, чтобы отвезти их домой – в поселок, который я проскочил на рассвете. Как его – Мантурово, что ли?

Это было весьма некстати. Если сейчас все уедут, то, боюсь, найти этого чертового лейтенанта… или прапорщика?.. Слизнякова будет крайне затруднительно. Дрыхнуть надо меньше, вот что!

Всю ночь я несся, как угорелый, по разношерстным шоссе, которые становились всё более убогими и безлюдными по мере удаления от Москвы. Сначала меня гнало желание оказаться как можно дальше от места, где меня пытались взорвать, но чем больше я успокаивался, тем сильнее захватывало меня чувство дороги. Я люблю находиться в пути, и люблю управлять автомобилем – могу ехать часами и сутками, не в силах оторваться от руля, даже оставшись совсем без сил. Скорость машины опьяняла: я вжимал педаль газа до предела, проносясь через поселки и деревни, разбрызгивая фонтаны снежных луж, обгоняя по встречке, подрезая редкие грузовики и резко, до нуля, тормозя в поворотах – оказалось, что этот высокий и довольно неуклюжий болид отлично чувствует себя на прямой, но на малейшем изгибе трассы норовит завалиться на бок. Кажется, своими маневрами я никого не убил, но вслед мне часто доставалось рассерженное мигание фар. Плевать… Чем сильнее сгущалась ночь, чем дальше я забирался вглубь затерянных российских сёл и провинций, тем реже попадались другие водители, ближе к утру оставив меня, наконец, в полном одиночестве под поздно взошедшей луной. Рёв мотора разрезал безмолвие засыпанных снегом полей и перелесков, мощные прожекторы пробивали темноту дороги, освещая лишь поземку, нервно перебегающую полотно асфальта. Мне казалось, что я и моя машина – единственные выжившие обитатели этих забытых богом и человеком мест на много километров вокруг.