Новая эпоха. От конца Викторианской эпохи до начала третьего тысячелетия - [15]

Назначение Черчилля министром торговли не вызывало подобного энтузиазма у консервативных журналистов. За несколько лет до этого он покинул партию тори, свое естественное политическое пристанище; поводом для перехода на другую сторону стала растущая поддержка протекционизма в юнионистском альянсе. Согласно National Review, такой акт «предательства» был типичным для «кондотьера, который никогда и не притворялся, что им движут какие-то иные мотивы, кроме желания собственного успеха». Обвинения в зацикленности на самом себе будут преследовать Черчилля на протяжении всей карьеры, равно как и претензии касательно его позерства перед публикой и жажды власти. Чиновники жаловались, что Черчилль не отличается пунктуальностью, подвержен внезапным приступам энтузиазма, увлекается экстравагантными идеями и изысканными фразами. То был человек свободного и пылкого духа, вызывавший в равной степени восхищение и недоверие. Соратники прославляли его как гения, враги считали неуравновешенным и беспринципным.

Хотя консервативные газеты всячески подчеркивали прагматизм Черчилля, принципы у него тоже были. Он искренне верил в идею социальных преобразований, совсем как его отец лорд Рэндольф. Когда молодой Черчилль убедился, что партия тори реакционна и неприветлива, либералы с радостью приняли его в свои ряды как человека, способного помочь в деле улучшения условий трудящихся классов. Это как раз роднило Черчилля и Ллойд Джорджа в кабинете Асквита: преданность идее социальных реформ и амбиции. Оба понимали, что в политической истории наступил новый период, когда ключевым вопросом станет «положение народа». Оба были убеждены, что прогресс и общественная стабильность возможны только в контексте обширных социальных преобразований. И оба предполагали, что внутриполитические законодательные инициативы дадут либералам возможность переиграть лейбористов и затормозить распространение социализма.

Именно «Ужасные близнецы», как окрестила их консервативная пресса, оказались в ответе за ряд общественных законопроектов и значительное увеличение доли правительственных расходов на систему социального обеспечения. Черчилль стоял за Законом о комиссиях по вопросам заработной платы[22], где устанавливался минимальный размер оплаты труда, а также за организацией биржи труда, увеличившей подвижность рабочей силы. Ллойд Джордж был движущей силой в принятии Закона о детях 1908 года, защищавшего малолетних от жестокого обращения и запрещавшего использовать детский труд на опасных производствах, и также Закона о пенсиях по старости (1908), по которому вводились не предусматривающие предварительных взносов пенсии для мужчин старше 70 лет, зарабатывающих менее 31 фунта стерлингов в год. Ллойд Джордж также предложил Закон об образовании 1910 года, призванный предоставить молодежи выбор занятия, а также Закон о душевнобольных 1913 года, по которому людей, страдающих психическими расстройствами, переводили из работных домов и тюрем в специализированные заведения. Наконец, самым знаменитым его достижением стал Закон о национальном страховании 1911 года, первый законодательный акт в области страхования от болезни и потери работы.

Один почтовый служащий вспоминал, что, когда первые старики пришли за своей пенсией, слезы стекали по щекам некоторых из них, и они все повторяли — «Господь да благословит этого лорда (sic) Джорджа». Народное возвышение канцлера, гордого своим плебейским происхождением, до «лорда» демонстрировало, что викторианская почтительность к вышестоящим еще не отмерла. Однако новое законодательство как ответ на социальные английские болезни носило характер XX, а не XIX века. Введенное политиками и государственными служащими из профессиональной, а не патрицианской среды, оно закладывало фундамент будущего государства всеобщего благоденствия, обеспечивая минимальные стандарты жизни для отдельной части населения. Через эти новые инициативы люди получали свои права как граждане; их приглашали, как говорилось в одной емкой фразе того времени, «к общенациональному столу». Ничего удивительного, что программу преобразований связывали с социалистическим «новым либерализмом» и что она вызывала энтузиазм у студентов и образованной молодежи. Подрастающее поколение считало, что Ллойд Джордж и Черчилль немало поспособствовали утолению их жажды социальной справедливости.

Но Ллойд Джордж и Черчилль, вероятно, поспособствовали этому настолько, насколько позволяли контролируемая тори палата лордов и идеология laisser-faire, присущая многим либералам. Да еще следовало преодолеть осторожность Асквита. Пусть премьер по большей части и одобрял их предложения, он все же гордился тем, что «энергичные коллеги… никогда не сбивали меня с курса против (моей) воли». Если Асквит считал предложение слишком рискованным, консервативные инстинкты заставляли его жать на тормоза. В частных разговорах Ллойд Джордж жаловался на недостаток «целеустремленности» у своего лидера.

* * *

Впрочем, и активная деятельность несла в себе политическую опасность. Подобный урок Асквит наверняка извлек из конфликта, разгоревшегося вокруг Народного бюджета 1909 года. Бюджет Ллойд Джорджа базировался на принципе перераспределения благ, радикального изобретения, чуждого викторианскому сознанию. Цель его состояла в том, чтобы собрать средства на проведение обширных социальных преобразований с помощью введения прогрессивного налога на высокие доходы и различных сборов с земли, включая 20 %-ю пошлину на любые земельные владения, полученные не как заработок. Канцлер оправдывал эти беспрецедентные для мирного времени требования к владельцам состояний, назвав бюджет «военным» и заявив, что он «собирает деньги на беспощадную войну с нищетой и убожеством». Предложенные налоги не затрагивали мелких представителей среднего класса, работающих за жалованье, и большую часть промышленников, которых Ллойд Джордж считал естественной избирательной средой либералов. Канцлер вновь пытался унять социальное брожение и обыграть партию лейбористов, чьим представителям в палате общин оставалось лишь аплодировать ему. А если ценой тому было отчуждение от партии землевладельцев, то он совершенно не возражал.