Нотки кориандра - [7]

Илья Алексеевич обратил к товарищу немой вопрос.

— Пулю надо посмотреть, — Жарков постучал по саквояжу, куда поместил найденные на месте преступления предметы, — вы что же, забыли? От этой экспертизы вся картина зависит. Был ли третий, и прочее…

Всплеск служебного рвения показался Илье Алексеевичу странным. Он бросил невольный взгляд себе за спину, где за курдонером[2] открывалась вечерняя суета на Садовой, но ничего, что могло бы так взбудоражить Петра Павловича, не приметил: почтенная публика фланировала под крытой галерейкой вдоль магазинных фасадов — «Конфеты и шоколадъ М. Конради», «Магазинъ фруктовъ Георга Ландрини», «Колоніальные товары т-ва “В. И. Соловьевъ”»; среди пешеходов никто не подавал признаков курьеза или диковинности; экипажи мерно грохотали по мостовой, некоторые кареты стояли в ожидании пассажиров, отправившихся за покупками.

Илья Алексеевич не стал выказывать удивления — он уже успел привыкнуть к причудам криминалиста.

— Ну куда, куда! — вдруг закричал Жарков и бросился к дворникам, выносившим из дома второй труп. — Ногами сюда, тетери!

Петр Павлович с каким-то преувеличенным рвением устремился к телеге руководить погрузкой тела капитан-лейтенанта.

Ардов задумчиво посмотрел вслед товарищу и отправился в редакцию.

Дождавшись, когда сыщик завернет за угол, Жарков перешел на другую сторону Садовой и, воровато оглянувшись, скрылся в черной карете, которая уже некоторое время стояла здесь без всякого движения.

Глава 5 Взрыв в Сестрорецке

К обер-полицмейстеру Райзнеру со срочным докладом прибыл начальник штаба отдельного корпуса жандармов генерал Мезенцев. Дело было чрезвычайное. Ночью на военном заводе в Сестрорецке произошел мощнейший взрыв, полностью разрушивший производственный корпус. Глава штаба отрядил лучших своих расследователей и лично возглавил поиск преступников.

— Взрывной заряд был размещен в подвале, — сообщил Мезенцев о первых результатах расследования.

— Революционеры? — предположил обер-полицмейстер.

Совсем недавно было завершено длившееся более двух лет расследование по делу новой антигосударственной шайки бунтарей «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», взявшей целью развращение умов рабочих и устроение стачек по фабрикам и заводам. Публика эта была фанатичная и озлобленная, никаких разумных доводов не принимавшая. Райзнер невольно вспомнил, как в декабре 1895 года в Доме предварительного заключения ему предъявили одного из застрельщиков Союза, некоего нотариуса Ульянова. Вел себя этот рыжебородый тип нагло и самоуверенно, от неугодных вопросов отказывался, ничего «не знал» и «не помнил», от связей с эмигрантами открещивался. По злому, похожему на кашель, смеху, хитрому прищуру раскосых карих глаз, изворотливому строю речи Райзнер определил в Ульянове умного и опасного бунтовщика и настоял на непременной его высылке из Петербурга под надзор полиции. Всего высочайшим повелением в Сибирь было сослано 22 участника, а к дознанию по этому делу приведено 250 человек из разных городов. Но о полном разгроме законспирированной ячейки говорить не приходилось.

— В завалах обнаружили труп одного из злоумышленников. Личность пока не установлена. Однако в кармане было обнаружено вот это. С этими словами Мезенцев извлек из папки и положил на стол измятый клочок вощеной бумаги с непонятными каракулями. — Обратите внимание на этот край, ваше превосходительство, — указал он на типографский оттиск золотой краской в самом верху листка.

Август Рейнгольдович надел пенсне, придвинул к глазам бумажку и увидел набор букв: «Ekselansları Türkiye’nin Rus İmparatorluğu Büyükelçisi Hüsni Paşa».

— Что это значит?

— Это страница из личной записной книжки турецкого посла.

Известие ошеломило сановника. Столь явное участие иностранного дипломата в беспрецедентной преступной акции могло привести к тектоническим последствиям. Причем меньше всего в этом была заинтересована сама Турция.

— Этого не может быть! — выдохнул Август Рейнгольдович.

— Естественно, посол Хусни-Паша решительно отверг любые подозрения в разрушении русского военного завода… — продолжил начальник штаба жандармов, уже успевший побывать на Дворцовой набережной, 8, где располагалось турецкое посольство. — Уверяет, что записная книжка была у него украдена неделю назад.

— Ну вот видите! — зацепился за показания посла полицмейстер. — Явная провокация.

— Заявлений о пропаже в полицейском управлении нами не обнаружено.

Обер-полицмейстер помолчал, обдумывая услышанное.

— А о чем сам текст записки?

— По всей видимости, применено шифрование, — смутился генерал, — в ближайшее время мы раскроем смысл послания.

Сановник без сил опустился за стол и обхватил голову руками.

— Но зачем? — страдальчески протянул он.

В кабинете воцарилась тишина. В поисках разгадки в голове Августа Рейнгольдовича снопами искр пошли вспыхивать связанные с Османской империей факты. За период трех последних царствований Россия и Турция дважды сталкивались на военном поле. В 1853 году Николай I начал Крымскую войну, закончившуюся спустя три года поражением русской армии. Затем была Балканская кампания 1877–1878 годов с сокрушительным реваншем, включавшим присоединение двух новых губерний — Карсской и Ардаганской. С той поры две империи избегали обострений и старались не конфликтовать на дипломатическом поле. Откровенно говоря, у каждой стороны хватало собственных забот. А у Османской империи имелись проблемы не только внутреннего порядка, но и по части территориальной целостности: не успели утихнуть армянские восстания, как турецкой армии пришлось вступить в войну с греками за остров Крит, где взбунтовалось христианское население.