Номонган: Тактические боевые действия советских и японских войск, 1939 - [25]

В сумерках на позиции батальона прибыли 200 солдат пополнения, восполнившие потери, понесенные в боях и от болезней. Пока новоприбывшие обменивались новостями и слухами с усталыми ветеранами, батальонный штаб распределял пополнения и формировал резерв батальона. Кроме относительно мирного дня и пополнений пошел дождь, обеспечив дополнительную питьевую воду. В ту ночь боевой дух батальона был единодушно высоким.

10 августа советская артиллерия снова проявляла активность, но не с прежней интенсивностью. Это был беспокоящий огонь, который действительно сильно отравлял жизнь японцам. Относительное затишье также дало время решить в более высоких штабах вопрос о новой дислокации 2‑го батальона.

3‑й взвод 5‑й роты был назначен в общий резерв отряда Хасебе и таким образом вышел из–под командования майора Кадзикавы. У высоты 742 взвод младшего лейтенанта Такасимы вместе с подразделениями батальона Сугитани пытались укрепить свою оборону на этой важной высоте. Разделение секторов ответственности между двумя батальонами к северу от высоты 742 оказывало пагубное влияние на японскую систему обороны в целом, потому что ни у одного командира подразделения не было полномочий отменить приказы другого. Пытаясь исправить ситуацию, полковник Хасебе приказал обоим батальонам координировать свои планы артиллерийской поддержки, расчистить полосы обстрела для взаимной поддержки огнем при обороне и разработать комплексный план огневой поддержки, включавший поддержку противотанковой, батальонной и полковой артиллерии. После тяжелого опыта боя 7 августа было направлено больше усилий на строительство полевых укреплений. Рабочие команды были отправлены в Чаньчуньмяо для рубки деревьев и заготовки бревен, необходимых для укрепления траншей.

Хорошая погода 11 августа подняла настроение солдат, но командование быстро испортило его, приказав присоединенной к батальону роте противотанковых 37‑мм пушек вернуться в распоряжение 71‑го полка. Эта утрата единственного эффективного противотанкового оружия была серьезна сама по себе, но манера, в которой были отданы приказы, должно быть, заставила пехотинцев задуматься, понимает ли кто–нибудь в штабе реальную обстановку на фронте.

Майор Кадзикава неохотно приказал расчетам 37‑мм пушек готовиться возвращаться в свой полк той же ночью. Из штаба полка позвонили снова и передали приказ, который в истории подразделения описан как «злополучный». Приказ требовал, чтобы 37‑мм пушки были возвращены как можно скорее. Кадзикава понимал, что если советские наблюдатели обнаружат движение пушек днем, позиции его батальона подвергнутся артиллерийскому обстрелу. Его опасения подтвердились, когда советская артиллерия начала обстреливать расчеты 37‑мм пушек, пытавшиеся прицепить орудия к лошадям для перевозки. Так важнейшее оружие оборонявшихся было отнято у них собственным командованием.

Были и другие причины для тревоги. Вражеские 45‑мм пушки, недавно установленные на высотах Моко, заявляли о своем присутствии периодическими обстрелами южного фланга батальона до наступления ночи. На северном фланге 2‑й взвод 7‑й роты отразил очередную попытку противника провести разведку боем на высоте 742. Японские потери в этом бою снова описаны как «незначительные». Эти слова «незначительные потери» с середины августа встречаются все чаще и чаще.

В цифрах слово «незначительные» могло означать потери в 3–4 %. Несомненно, такие потери не являлись большими, но, как заметил один из штабных офицеров после боя, в ходе еще одного месяца такой войны на истощение, все японские силы могут быть уничтожены[107]. Анализ боевых потерь показал, что более половины убитых и раненых японских солдат (51 % и 53 % соответственно) были жертвами артиллерийского огня. Год назад у Чжангуфэна/озера Хасан примерно 37 % потерь японцев были результатом действий советской артиллерии[108].

Постоянные обстрелы не только наносили потери японцам, обескровливая их силы. Обстрелы и разведки боем также помогали отвлечь внимание японцев, заглушали звуки передвижения советских войск, совершавшихся исключительно ночью. Почти каждый день советские патрули прощупывали японскую оборону, пытаясь найти слабые места. Например, 13 августа отделение из 15 вражеских пехотинцев подошло на 50 м к позициям 6‑й роты, но огонь гранатометов отогнал советских солдат. Ночью произошла еще одна подобная попытка. У высоты 742 противник также был активен, там 2‑й взвод 7‑й роты отогнал около десятка советских разведчиков. Эти беспокоящие рейды противника подчеркивали, с какими трудностями пришлось столкнуться ослабленной роте, пытавшейся оборонять километровый участок фронта[109].

13 августа было пасмурно. Сильный северо–западный ветер засыпал песком окопы и дул в лицо, из–за чего почти невозможно было что–либо разглядеть. Потом пошел дождь, что обеспечило японцам питьевую воду. Полковая артиллерия в течение дня стреляла по предполагаемым советским позициям. Тяжелые пулеметы 2‑го батальона пытались помешать движению во вражеских ходах сообщения, но без особого успеха. Также японцы вели огонь по советским позициям в то время когда, как предполагалось, советские солдаты должны были обедать. Прерванный обед должен был стать местью за прерванный сон. И каждый день еще 3–4 процента японских солдат становились потерями в этой войне на истощение.